Обзор дисциплинарной практики Адвокатской палаты Московской области за первое и второе полугодие 2018 года

В первом полугодии 2018 г. статистические данные работы Квалификационной комиссии Адвокатской палаты Московской области выглядят следующим образом.

	Всего	Жалоб доверителей	Представлений Вице-президента АПМО	Обращений судов	Представлений У МЮРФ по МО	Жалоб адвокатов
Рассмотрено дисциплинарныхпроизводств	260	137	86	10	22	5
Наличие дисциплинарного проступка	131	42	79	6	4	1
Отсутствие дисциплинарного проступка	94	69	5	4	13	3
Отсутствие повода для возбуждения производства	10	7	—-	——	2	1
Истечение сроков для привлечения к дисциплинарной ответственности	9	3	—-	—-	3	1
Прекращение вследствие отзыва обращения	13	11	2	—	—	—
Прекращение вследствие ранее состоявшегося заключения комиссии и Совета АПМО	2	2	—-	—	—	—

Кроме того, 10 дисциплинарных дел были возвращены Советом АПМО в комиссию для повторного рассмотрения. Причиной в 9 случаях явилось поступление в совет от участников дисциплинарного производства новых документов. В результате повторного рассмотрения комиссия изменила своё мнение по 2 дисциплинарным делам. Одна жалоба была возвращена в связи с тем, что комиссия не полностью оценила доводы, изложенные заявителем.

1. Осуществление адвокатом защиты при отсутствии законных оснований принятия поручения и последующее принятие мер, создающих видимость формального соответствия предъявляемым требованиям, но по сути направленных на обход правил, установленных Порядком оказания юридической помощи по назначению, является злоупотреблением правом, создаёт препятствия для добросовестного исполнения профессиональных обязанностей другими адвокатами, а также условия для манипулирования следственными органами установленным Порядком оказания юридической помощи по назначению, нормами УПК РФ и нарушения конституционного права на защиту.

В поступившем в комиссию представлении 1-го Вице-президента АПМО в отношении адвоката Д., основанном на обращении представителя Совета АПМО в Н-ском судебном районе указывается,сто 24.04.2018 г. представителю позвонил адвокат Б. и сообщил, что он явился в судебное заседание для рассмотрения вопроса о продлении меры пресечения в отношении его подзащитной К. Рассмотрение данного вопроса дважды откладывалось судом по ходатайству защиты. При очередном отложении адвокат предупредил суд и следователя о своей занятости 24.04.2018 г. в Арбитражном суде МО. Поэтому судебное заседание было назначено на 10.00. Подзащитная была доставлена конвоем, однако прокурор и следователь отсутствовали. Адвокат ожидал до 10.45 ч. после чего оставил в канцелярии суда ходатайство об отложении рассмотрения вопроса о мере пресечения до его возвращения из арбитражного суда, после 18 ч.20 мин. Через 1.5 часа адвокату стал звонить следователь, требовал от него явиться в судебное заседание. Адвокат пояснил, что поскольку срок содержания под стражей истекает 25.04 он готов явиться в судебное заседание вечером. Об этом разговоре он сообщил представителю, которая, в свою очередь, позвонила 1-му Вице-президенту АПМО и было принято совместное решение, что защиту будет осуществлять адвокат Б. после возвращения из заседания арбитражного суда. Об этом решении было сообщено в колл-центр и адвокатам. Однако, вечером стало известно, что защиту К. осуществлял адвокат Д. Представитель позвонила данному адвокату, он пояснил, что осуществлял защиту на основании соглашения с К., на вопрос о том, каким образом она заключила соглашение, находясь под стражей, адвокат заявил, что это «не её дело».

К обращению представителя Совета АПМО в Н-ском судебном районе приложены письменные объяснения адвоката Б., содержащие сведения аналогичного характера.

Адвокатом Д. представлены письменные объяснения, в которых он сообщает, что 24.04.2018 г. заключил соглашение с К., а представитель Совета АПМО в Н-ском судебном районе вступила в сговор со следствием. К. подписала соглашение лично, хотя с просьбой о её защите обратились неизвестные ему лица, представившиеся родственниками К.

К объяснениям адвоката приложена копия заявления об исключении из списка адвокатов, оказывающих субсидируемую юридическую помощь от 04.05.2018 г.

15.06.2018 в АПМО поступило объяснение, подписанное Л., который поясняет, что 24.04.2018 г. к нему обратился знакомый по имени Алексей, проживающий в г. Орехово-Зуево и попросил срочно найти адвоката для его сестры К. и перевёл деньги на банковскую карту для оплаты гонорара.

К объяснениям Л. приложены копии:

— соглашения об оказании юридической помощи от 24.04.2018 г., заключённого между Л. и адвокатом Д. на защиту К. при избрании меры пресечения, вознаграждение установлено сторонами в размере 1 000 рублей;

— аналогичное соглашение от 04.05.2018 г. на защиту на предварительном следствии, размер вознаграждения определён в сумме 20 000 рублей;

— соглашения об оказании юридической помощи, заключённого с К., сумма вознаграждения определена в размере 1 000 рублей.

Также Комиссии представлен рукописный листок, якобы подписанный К., в котором она сообщает, что Д. очень хороший адвокат, и она просила его не обжаловать постановление о продлении меры пресечения.

В заседании комиссии представитель адвоката поддержал доводы письменных объяснений, дополнительно пояснив, в представлении и прилагаемых к нему материалах отсутствуют фактические данные о нарушении адвокатом КПЭА. Д. работал по соглашению adhoc, находясь в сложном положении сделал выбор в пользу защиты. Сначала заключил соглашение только на защиту в суде при рассмотрении вопроса о мере пресечения, а впоследствии на защиту на предварительном следствии.

Представителем адвоката приобщены к материалам дисциплинарного производства сокращённый текст выступления в комиссии, содержащие сведения, аналогичные изложенным в заседании Комиссии, а также указание на то, что текст сообщения представителя Совета АПМО в Н-ском судебном районе содержит формулировки, подрывающие доверие к адвокатам и адвокатуре.

Рассмотрев доводы представления и письменных объяснений, изучив представленные документы и заслушав представителя адвоката, комиссия приходит к следующим выводам.

Решением Совета АПМО № 01/23-24 от 24.01.2018 г. утверждён Порядок участия адвокатов Адвокатской палаты Московской области в качестве защитника (представителя) по назначению органов дознания, предварительного следствия и суда (далее – Порядок).

Комиссия отмечает, что положения данного Порядка, направленные на исключение случаев участия в защите в порядке ст. 51 УПК РФ адвокатов, деятельность которых продиктована не защитой интересов доверителя, а иными непроцессуальными интересами, встретил достаточно значительное противодействие у сотрудников следственных органов, стремящихся работать с «удобными» для них адвокатами. С подобной ситуацией сталкивались советы адвокатских палат различных субъектов РФ. При этом для обхода установленного порядка используются различные способы. Это и заключение противоречащих стадийности уголовного процесса соглашений «adhoc» — на одно следственное действие, с предельно низкой ставкой вознаграждения адвоката, и заключение соглашений «probono», что вообще не предусмотрено для уголовного процесса, и постоянные звонки в Центр СЮП с требованием о замене адвоката.

Тенденция, при которой сотрудники следственных органов не считаются с занятостью адвоката, получившего заявку на осуществление защиты в порядке ст. 51 УПК РФ от сотрудников Центра СЮП находится в противоречии с п. 29 Порядка, согласно которому адвокат, принявший к исполнению требование, несёт персональную ответственность за своевременность его исполнения, качество оказания юридической помощи и выполнение иных положения, предусмотренных Порядком.

Рассмотрение ходатайства об избрании меры пресечения в отношении К., защиту которой в порядке ст. 51 УПК РФ осуществлял адвокат Б., дважды — 21.04 и 22.04.2018 г., откладывалось по вине следователя. 24.04.2018 г. следователь не только не стал согласовывать с адвокатом дату рассмотрения ходатайства, но и вообще опоздал в суд более чем на час. Далее, как следует из обращения представителя., узнав о занятости адвоката Б., начальник СУ стал разговаривать с ней на повышенных тонах, требовал замены адвоката и обещал, что «адвокат у него и так будет». Вступление в дело адвоката Д. с соглашением, сама оценка наличия которого представлена ниже и которое представитель адвоката в заседании комиссии определил как «соглашение «adhoc» комиссия рассматривает в качестве содействия адвоката следствию в обходе установленного Порядка, продиктованное безнравственными интересами.

Кроме того, адвокат Д., в нарушение п. 24 Порядка, не предпринял мер по выяснению факта предыдущего участия в деле адвоката по назначению и незамедлительном уведомлении о своём вступлении в дело адвоката по назначению, а также соответствующего координатора.

В качестве дополнительного доказательства этически порочных действий адвоката комиссия отмечает значительные расхождения в обстоятельствах заключения соглашения:

Объяснения адвоката Д. от 28.04.2018 г.:

«Ко мне обратились граждане, представившиеся родственниками К., но подтверждения родственных связей мне не предоставили. Поэтому с их слов я записал в Соглашении Ф.И.О. К. и она, К., подписала соглашение лично».

Объяснения, подписанные Л. от 08.06.2018 г.:

«Алексей попросил меня, чтобы я нанял адвоката и перевёл мне деньги на карту, чтобы я перевёл адвокату гонорар, что я и сделал. Спустя неделю Алексей также перевёл мне деньги, чтобы я нанял того же адвоката…»

Таким образом, Л. вообще не сообщает о заключении соглашения с адвокатом, он просто «переводил деньги», однако соглашение с ним Комиссии представлено. В свою очередь, адвокат в своих объяснениях не упоминает фамилию Л., который является его доверителем, и сообщает только о соглашении с К., указывая на него как на единственное соглашение.

Поэтому комиссия считает установленным, что на момент посещения К. у адвоката отсутствовало письменное соглашение на её защиту, требование о назначении защитника в порядке ст. 51 УПК РФ ему сотрудниками Центра СЮП не передавалось, следовательно, у адвоката не было законных оснований для посещения К.

В совокупности такие действия адвоката Д. комиссия рассматривает как злоупотребление правом, выразившееся в принятии мер, создающих видимость формального соответствия предъявляемым требованиям, но по сути направленных на обход правил, установленных Порядком. Такие действия являются нарушением п. 2 ст. 5, п.п.1 п. 1 ст. 8, п.п. 1 п. 1 ст. 9 КПЭА. Они не только не могут быть оценены как честное, разумное, добросовестное и принципиальное исполнение профессиональных обязанностей, но и создают препятствия для добросовестного исполнения профессиональных обязанностей другими адвокатами, а также условия для манипулирования следственными органами установленным Порядком, нормами УПК РФ и нарушения конституционного права на защиту.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия пришла к выводу о наличии в действиях адвоката Д. нарушения п. 2 ст. 5, п.п. 1 п. 1 ст. 9 КПЭА, выразившихся в том, что 24.04.2018 г. адвокат, фактически вступив в сотрудничество со следственными органами, с целью оказания им помощи в нарушении установленного Советом АПМО Порядка участия адвокатов Адвокатской палаты Московской области в качестве защитника (представителя) по назначению органов дознания, предварительного следствия и суда, принял поручение на защиту К., руководствуясь безнравственными интересами.

2. При условии этической корректности изложения, оценка доводов апелляционной жалобы на соответствие фактическим обстоятельствам дела относится к компетенции суда апелляционной инстанции и не требует вмешательства дисциплинарных органов адвокатской палаты субъекта РФ.

26.12.2017 г. в АПМО поступило обращение (частное постановление) судьи М-ского областного суда в отношении адвоката Г., в котором указывается, что адвокат 02.11.2017 г. в порядке ст. 51 УПК РФ осуществлял защиту Х. в В-ском городском суде. Впоследствии адвокат обжаловал постановление В-ского городского суда о продлении Х. меры пресечения в виде заключения под стражу в апелляционную инстанцию. В жалобе адвокат сообщил, что он не был ознакомлены с материалами дела и не был готов к защите. Заявитель указывает, что адвокат ходатайств о предоставлении времени для ознакомления с материалами дела в суде первой инстанции не заявлял, а в расписке от 02.11.2017 г. сообщил, что с материалами дела ознакомлен и дополнительного времени для ознакомления ему не требуется. Данное обстоятельство также отражено в протоколе судебного заседания.

К обращению (частному постановлению) заявителем не приложено каких-либо документов.

Рассмотрев доводы обращения, Комиссия приходит к следующим выводам.

Определяя адвокатуру как необходимый институт гражданского общества, не входящий в систему органов государственной власти и органов местного самоуправления, одним из принципов деятельности которого является независимость, закон прямо указывает, что адвокат является независимым профессиональным советником по правовым вопросам (абз. 1 п. 1 ст. 2 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ»), т.е. самостоятельно выбирает не противоречащие закону способы защиты прав своего доверителя.

Одной из необходимых гарантий независимости адвоката является предусмотренное п. 2 ст. 18 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» положение о том, что адвокат не может быть привлечен к какой-либо ответственности (в том числе после приостановления или прекращения статуса адвоката) за выраженное им при осуществлении адвокатской деятельности мнение, если только вступившим в законную силу приговором суда не будет установлена виновность адвоката в преступном действии (бездействии).

Комиссия неоднократно отмечала, что запрет, предусмотренный п. 2 ст. 18 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» не исключает возможности привлечения адвоката к ответственности не за само мнение, а за этически некорректную форму его выражения.

Как следует из доводов обращения, адвокат сообщил в апелляционной жалобе обстоятельства, которые опровергались материалами уголовного дела. Однако, доводы жалобы были выражены в корректной форме, без применения обсценной лексики. Комиссия считает, что при таких обстоятельствах, признание наличия нарушения в действиях адвоката Г. законодательства об адвокатской деятельности, означало бы привлечение его к дисциплинарной ответственности за мнение, высказанное в ходе осуществления защиты, что противоречит вышеуказанным нормам законодательства об адвокатской деятельности.

При условии этической корректности изложения, оценка доводов апелляционной жалобы на соответствие фактическим обстоятельствам дела относится к компетенции суда апелляционной инстанции и не требует вмешательства дисциплинарных органов адвокатской палаты субъекта РФ.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссией сделан вывод, что в полученных в ходе разбирательства фактических данных отсутствуют сведения, свидетельствующие о нарушении адвокатом норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре.

3. Наличие в соглашении об оказании юридической помощи противоречий, не позволяющих однозначно определить его предмет, толкуется не в пользу адвоката, поскольку именно он обязан ясно и недвусмысленно разъяснить доверителю объём принятых на себя обязательств, зафиксировав это в соглашении.

15.01.2018 г. в АПМО поступила жалоба доверителя Т., в которой сообщается, что адвокат К. на основании соглашения осуществлял защиту доверителя на стадии предварительного следствия. Адвокату было выплачено вознаграждение в размере 100 000 р.

По утверждению заявителя, адвокат ненадлежащим образом исполнял свои профессиональные обязанности перед доверителем, а именно: после подписания с доверителем соглашения об оказании юридической помощи не предоставил подписанный экземпляр заявителю, не участвовал в предварительном следствии; действовал халатно, фактически не оказывал юридическую помощь доверителю.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— квитанции к приходному кассовому ордеру №22/08 от 22.08.2017 г. на сумму 100 000 рублей;

— визитной карточки адвоката;

— справки об инвалидности заявителя Т.

Адвокат в письменных пояснениях возражает против доводов жалобы и пояснил, что пределы его правовой помощи по условиям заключенного соглашения ограничивается исключительно предоставлением консультаций, причем не заявителю, а другому лицу – Т-ну. Указанная обязанность была исполнена им надлежащим образом, что подтверждается, в частности, детализацией распечатки телефонных звонков с номера адвоката на номер заявителя.

К письменным пояснениям адвоката приложены копии следующих документов:

— соглашение на защиту Т-ну. от 22.08.2017 г.;

— ордера адвоката от 22.08.2017 г.;

— детализации телефонных звонков на номер заявителя;

— приходно-кассового ордера на сумму 100 000 руб.

В заседании комиссии заявитель поддержала доводы жалобы в полном объеме. На вопрос комиссии заявитель подтвердила, что на соглашении об оказании правовой помощи стоит ее подпись. Правовая помощь по данному уголовному делу должна была оказываться не ей, а Т-ну.

Адвокат поддержал доводы письменных пояснений и дополнительно пояснил, что предметом правовой помощи было не ведение уголовного дела, т. к. дело вел другой адвокат, а только консультации Т-на. по вопросам защиты. На вопросы комиссии пояснил, что в следственных действиях участия не принимал, т. к. должен был по его мнению оказывать только консультации.

Рассмотрев доводы жалобы, заслушав заявителя и адвоката, изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат К.на основании соглашения с заявителем должен был осуществлять защиту по уголовному делу Т-на.на стадии предварительного следствия.

В силу п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА, адвокат обязан честно, разумно, добросовестно и активно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательством РФ средствами, а также честно, разумно, добросовестно, квалифицированно, принципиально и своевременно исполнять свои обязанности.

Разбирательство в квалификационной комиссии адвокатской палаты субъекта РФ осуществляется устно, на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства. Доводы обвинения, выдвинутого заявителем в отношении адвоката, равно как и доводы объяснений адвоката, должны подтверждаться надлежащими, достоверными и непротиворечивыми доказательствами (п. 1 ч. 1 ст. 23 КПЭА).

В силу п. 1.2 заключенного между адвокатом и заявителем соглашения содержанием поручения является, в частности: изучение материалов уголовного дела в отношении подзащитного на этапе предварительного следствия, участие в производстве следственных действий, обжалование незаконных действий следователя, посещение подзащитного в СИЗО, участие в суде при рассмотрении ходатайств о продлении срока содержания под стражей и т.д. Следовательно, несмотря на указание в п. 1.1 соглашения о том и мнение адвоката о том, что адвокат «принимает на себя обязанности по защите в виде консультаций Т-на….» комиссия исходя из системного толкования текста соглашения делает вывод о том, что предметом поручения адвокату было именно осуществление защиты по уголовному делу в отношении Т-на в полном объеме.

Комиссия констатирует тот факт, что адвокатом не представлено надлежащих доказательств того, что такая правовая помощь подзащитному Т-ну адвокатом фактически оказывалась. В частности, адвокатом не представлены комиссии материалы адвокатского досье по указанному уголовному делу. Представленная адвокатом детализация телефонных звонков подтверждает лишь наличие телефонных переговоров между ним и заявителем Т., тогда как правовая помощь по соглашению должна была оказываться не ей, а подзащитному Т-ну.

Также комиссия неоднократно ранее указывала, что в силу п.п. 2 и 3 ст. 5 КПЭА, адвокат должен избегать действий(бездействия), направленных к подрыву доверия, злоупотребление доверием несовместимо со званием адвоката.

Комиссия считает, что адвокат ввел доверителя в заблуждение,поскольку системное толкование содержание соглашения предполагает осуществление адвокатом полноценной защиты по уголовному делу, тогда как в п. 1.1 соглашения адвокат ограничил свое участие только предоставлением консультаций.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката К. нарушенийп.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 2 и 3 ст. 5, п. 2 ст. 8 Кодекса профессиональной этики адвоката, и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем Т.

4. Адвокат, не имея на то законных оснований, принял поручение на защиту Б. и после этого начал склонять родственников своего подзащитного к заключению с ним соглашения об оказании юридической помощи и только после того, как ему не удалось уговорить родственников Б., письменно отказался от дальнейшего участия в защите. Такие действия недопустимы и дискредитируют не только адвоката, но и адвокатуру в целом.

18.12.2017 г. в АПМО поступило представление зам. начальника У МЮ РФ по МО в отношении адвоката Ш. в котором сообщается, что адвокат, наряду с другими адвокатами, на основании соглашения защищает Б. на стадии предварительного расследования. 23.10.2017 г. адвокат обратился в следственный орган с заявлением об отказе от участия в уголовном деле в качестве защитника Б., без согласия последнего. Тем самым адвокат игнорирует права Б. и положения п. 2 ст. 13 КПЭА.

К представлению приложены копии следующих документов:

— обращение руководителя ГСУ СК РФ по г. Москве от 23.10.2017 г.;

— заявления адвоката от 20.10.2017 г. об отказе от участия в уголовном деле;

— ордера адвоката от 04.07.2017 г.;

— постановления П-го суда г. Москвы от 05.10.2017 г. о продлении меры пресечения в виде домашнего ареста.

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых он не согласился с доводами представления, пояснив, что он, как и Б., является эсперантистом, поэтому он решил помочь Б. 21.06.2017 г. он заключил соглашение probono, предметом которого являлось «ведение уголовного дела… в суде о продлении срока содержания под стражей», защита на предварительном следствии этим соглашением не предусматривалось, информация о том, что адвокат участвовал в следственных и процессуальных действиях является клеветнической и «почерпнута из кляузы полковника П». 23.10.2017 г. адвокат прибыл для участия в уголовном деле, но поскольку следователь отказался выносить постановление о его участии в деле в порядке ст. 51 УПК РФ, адвокат письменно известил следователя о том, что соглашение с ним не заключалось. Прекращение защиты было согласовано с доверителем и его ёй, не повлекло нарушения его прав.

К объяснениям адвоката приложены копии следующих документов:

— ходатайства адвоката следователю «об освобождении из-под стражи и прекращении уголовного дела»;

— два листа соглашения об оказании юридической помощи от 21.07.2016 г.;

— заявления адвоката Ш. и Т. в бюро пропусков СИЗО-1 г. Москвы;

— разрешения следователя от 06.07.2017 г. на посещение адвокатом Ш. подзащитного Б. в течении предварительного следствия;

— телефонограммы следователя от 10.10.2017 г. адвокату Ш. о необходимости явки 18.10.2017 г. для участия в следственных действиях;

— смс-переписки между адвокатом и родственниками Б.;

— различных благодарственных писем (от семьи Б, (подписи отсутствуют), от Ольги Е., (подпись отсутствует), М. (подпись отсутствует) и др., (подписи отсутствуют везде).

В заседании Комиссии адвокат поддержал доводы, изложенные в письменных объяснениях, на вопросы членов Комиссии, пояснил, что за делом Б. наблюдает 120 государств, у адвоката был ордер и поэтому он мог участвовать на любых стадиях уголовного процесса. Считает, что перевыполнил свои обязательства, поскольку дважды без каких-либо соглашений участвовал в суде апелляционной инстанции.

Рассмотрев доводы представления и письменных объяснений, заслушав адвоката и изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат Ш. представил следователю ордер № 201 от 04.07.2017 г. на защиту Б. на стадии предварительного следствия, в качестве основания выдачи ордера указано соглашение. 06.07.2017 г. следователем было оформлено разрешение адвокату Ш. на посещение подзащитного Б. в течение предварительного следствия.

Очевидно, что при таких обстоятельствах, у должностных лиц следственных органов не могло возникнуть каких-либо сомнений в легитимности участия адвоката Ш. в защите Б.

В силу ч. 1 ст. 12 КПЭА, адвокат обязан проявлять уважение к другим участникам уголовного процесса и соблюдать нормы соответствующего процессуального законодательства.

10.10.2017 г. адвокату была направлена телефонограмма о необходимости явки для участия в следственных действиях, назначенных на 18.10.2017 г.

В силу п. 2 ст. 5 КПЭА, адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре.

Как следует из представленной переписки между адвокатом и родственниками Б. адвокат сообщает, что 05.10.2017 г. ему звонил следователь с вопросом о его дальнейшем участии в предварительном расследовании, на который он ответил утвердительно, а также то, что 08.07.2017 г. он сообщал о необходимости заключения соглашения и установил вознаграждение в размере 100 000 рублей.

Комиссия считает такие действия адвоката недопустимыми и дискредитирующими не только самого адвоката, но и адвокатуру в целом. Адвокат, не имея на то законных оснований, принял поручение на защиту Б. и после этого начал склонять родственников своего подзащитного к заключению с ним соглашения об оказании юридической помощи и только после того, как ему не удалось уговорить родственников Б. письменно отказался от дальнейшего участия в защите.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия пришла к выводу о наличии в действиях адвоката Ш. нарушений ч. 1 ст. 12, п. 2 ст. 5 КПЭА.

При этом, комиссия считает необходимым отметить, что наличие определённого перечня поводов для возбуждения дисциплинарного производства указывает, что, по общему правилу, заявитель, относящийся к определённой группе лиц (доверитель, судья, представитель территориального органа Минюста РФ, адвокат) обращаясь с дисциплинарным обвинением в отношении адвоката, защищает самостоятельные интересы, отличные от интересов заявителей другой группы.

Поэтому комиссия в рамках рассматриваемого дисциплинарного производства не оценивает действия адвоката Ш. по осуществлению защиты Б. без заключения письменного соглашения и нарушению его прав отказом от защиты, поскольку вопрос об этом может ставить только доверитель. Жалоб от Б. в АПМО не поступало.

5. Само по себе расторжение и последующее повторное заключение соглашения об оказании юридической помощи не свидетельствует о безнравственном характере действий адвоката и использовании им статуса в личных целях.

10.01.2018 г. в АПМО поступило обращение зам. начальника У МЮ РФ по МО и обращение зам. руководителя 1-го отдела по расследованию особо важных дел СУ СК РФ по Н-ской области, в которых сообщается, что адвокат представила ордер на защиту У., после встречи с которым 28.09.2017 г. заявление У. об отказе от её услуг. Поэтому 19.10.2017 г. адвокат не была допущена на свидание в У. Тогда адвокат выписала новый ордер и заявила ходатайство о разрешении посещения, что свидетельствует о том, что К. использует статус адвоката в личных целях, руководствуясь безнравственными интересами.

К обращениям приложены копии следующих документов:

— ордера адвоката от 27.09.2017 г. на защиту У.;

— заявления У. об отказе от услуг адвоката К. от 28.09.2017 г.;

— заявления адвоката от 19.10.2017 г. о допуске к участию в деле;

— заявления о разрешении посещения У. от 19.10.2017 г.;

— удостоверения адвоката К.

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых она сообщает, что 26.09.2017 г. она заключила соглашение на защиту У. в СУ СК России по Н-ской области. На следующий день адвокат явилась в следственное управление, представила следователю ордер и ходатайство об ознакомлении с протоколами следственных действий с участием подзащитного. 28.09.2017 г. адвокат прибыла в ФКУ СИЗО-1 ГУ ФСИН РФ по Н-ской области, где общалась со своим подзащитным.

Из беседы с У. адвокату стало известно, что следователем, вопреки отказа У., был приглашен защитник по назначению. Кроме того, необходимые для выработки позиции защиты документы, находились у второго адвоката У. В связи с тем, что по данному уголовному делу сотрудниками СУ СК России по Н-ской области на У. оказывалось давление было принято решение о написании заявления об отказе от услуг адвоката. При этом, у У. был второй защитник по соглашению, которому требовалось время для прибытия в г. Н.

19.10.2017 года адвокатом было заключено соглашение на защиту У. В тот же день адвокат прибыла в ФКУ СИЗО-1 ГУ ФСИН России по Н-ской области, где ей было отказано в свидании с подзащитным. Поэтому она написала на имя следователя ходатайство о том, что осуществляет защиту У. с 19.10.2017 г. и просит разрешить свидание с подзащитным.

В настоящее время уголовное дело по обвинению У. находится в производстве Главного следственного управления третьего следственного управления по расследованию особо важных дел СК РФ, адвокат продолжает осуществлять защиту.

К письменным объяснениям адвоката приложены копии документов, подтверждающих факт осуществления защиты У.

В заседании комиссии адвокат поддержала доводы, изложенные в письменных объяснениях.

Фактические обстоятельства, изложенные в представлении, адвокатом не отрицаются. Однако, адвокат и представители следственных органов дают им разную правовую оценку. Поэтому комиссия считает возможным перейти непосредственно к оценке ситуации, изложенной в представлении.

В силу п. 1 ч. 1 ст. 23 КПЭА, разбирательство в квалификационной комиссии адвокатской палаты субъекта РФ осуществляется устно, на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства. Доводы обвинения, выдвинутого заявителем в отношении адвоката, равно как и доводы объяснений адвоката, должны подтверждаться надлежащими, непротиворечивыми доказательствами.

Как следует из доводов обращения представителя следственных органов, адвокат, осуществляя защиту У. использует статус адвоката в личных целях и руководствуется безнравственными интересами. Заявитель не поясняет, в чём именно заключается безнравственный интерес и использование статуса адвоката в личных целях. Само по себе расторжение и последующее повторное заключение соглашения об оказании юридической помощи не свидетельствует о безнравственном характере действий адвоката и использовании им статуса в личных целях. Более того, как следует из доводов обращения, такие действия стороны защиты не привели к искусственному затягиванию сроков предварительного расследования и не нарушили прав иных лиц, участвующих в деле.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия считает, что в полученных в ходе разбирательства фактических данных отсутствуют сведения, свидетельствующие о нарушении адвокатом норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре.

6. Подписание адвокатом исправленного протокола очной ставки, составленного следователем позднее, чем было проведено данное следственное действие, не может рассматриваться иначе как предательство интересов доверителя и подрыв доверия к адвокатуре. Вопрос об участии адвоката в фальсификации материалов уголовного дела подлежит рассмотрению в порядке, установленном уголовно-процессуальным законодательством.

22.11.2017 г. в АПМО поступила жалоба доверителя А., в которой заявитель сообщает, что адвокат В. на основании ст. 51 УПК РФ осуществлял защиту доверителя по уголовному делу, расследуемого военным следственным отделом Следственного комитета Российской Федерации по П-скому гарнизону на стадии предварительного следствия.

По утверждению заявителя, адвокат ненадлежащим образом исполнял свои профессиональные обязанности в качестве защитника по уголовному делу, а именно: оказывал давление на доверителя с целью склонить дать признательные показания; присутствуя при проведении очной ставки 11.10.2017 г., адвокат не выполнял функций защитника, молчал, не возражал против наводящих вопросов следователя; подписал сфальсифицированный протокол очной ставки от 12.10.2017 г., которая фактически была проведена ранее.

К жалобе заявителем приложены копия протокола очной ставки от 12.10.2017 г.; диск с аудиозаписями следственных действий; протокол судебного заседания П-ского гарнизонного военного суда по уголовному делу по обвинению заявителя.

В письменных объяснениях адвокат не согласился с доводами жалобы, пояснив, что он действительно осуществлял защиту на основании ст. 51 УПК РФ заявителя в октябре 2017 г., однако никакого давления им на подзащитного не оказывалось, он подробно разъяснил ему права и обязанности по уголовному делу, а также возможное наказание по ч. 1 ст. 327 УК РФ, по которой он обвинялся. При проведении очной ставки вопросов у заявителя не возникало, протокол очной ставки был им лично прочитан и подписан. В настоящее время А. осужден судом, ему назначено наказание в виде штрафа.

К письменным объяснениям адвоката документы не приложены.

В заседании комиссии заявитель поддержал доводы жалобы и дополнительно пояснил, что само следственное действие (очная ставка) было фактически проведено 11.10.2017 г., а 12.10.2017 г. его вызвал повторно следователь и предъявил для подписания новую редакцию протокола очной ставки. Подписи адвоката в протоколе не было, сам адвокат при этом не присутствовал.

Адвокат В. извещен надлежащим образом о времени и месте рассмотрения дисциплинарного производства, в заседание комиссии не явился, в связи с чем членами комиссии, на основании п. 3 ст. 23 КПЭА, принято решение о рассмотрении дисциплинарного производства в его отсутствие.

Рассмотрев доводы жалобы, заслушав заявителя и изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат В. на основании ст. 51 УПК РФ осуществлял защиту доверителя по уголовному делу, расследуемого военным следственным отделом Следственного комитета Российской Федерации по П-скому гарнизону на стадии предварительного следствия.

В силу п. 1 ч. 1 ст. 23 КПЭА, разбирательство в квалификационной комиссии адвокатской палаты субъекта РФ осуществляется устно, на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства. Доводы обвинения, выдвинутого заявителем в отношении адвоката, равно как и доводы объяснений адвоката, должны подтверждаться надлежащими, достоверными и непротиворечивыми доказательствами.

Комиссия констатирует, что в ходе рассмотрения настоящего дисциплинарного производства нашел свое подтверждение довод жалобы о том, что адвокат подписал протокол очной ставки от 12.10.2017 г., которая фактически была произведена на день раньше, т.е. 11.10.2017 г., что подтверждается материалами дела, а именно протоколом судебного заседания П-ского гарнизонного военного суда от 27.11.2017 г. (листы протокола 27-29), в котором указанный протокол очной ставки от 12.10.2017 г.признан недопустимым доказательством.

В связи с этим совершенные при таких обстоятельствах действия адвоката В. не только не могут оцениваться комиссией в качестве честных и добросовестных, но и создают у заявителя обоснованные сомнения в доверии к адвокату, а также уверенность доверителя в наличии неформальных контактов адвоката со следователем, не преследующих цели защиты доверителя, подрывают доверие к адвокату со стороны подзащитного.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката В.нарушения п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 и 2 ст. 5, п. 1 ст. 8 Кодекса профессиональной этики адвоката и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем А.

7. Право адвоката на сбор информации, необходимой для оказания квалифицированной юридической помощи, является как важной гарантией исполнения адвокатом обязанностей защитника, так и гарантией реального обеспечения принципа состязательности. Однако, ненадлежащее оформление адвокатского запроса, содержащем, помимо требований предоставления необходимой информации, не предусмотренные законом требования, а также в подписание адвокатского запроса от имени полковника юстиции в отставкеявляется действием, направленным на подрыв доверия к адвокатуре.

В поступившем в комиссию представлении 1-го Вице-президента АПМО указывается, что 09.02.2018 в АПМО поступило обращение ВРИО начальника ФГБУ «Ц» Минобороны России, в котором содержится информация о конкретных действиях (бездействиях) адвоката Т., которые, будучи установленными в рамках дисциплинарного производства, могут рассматриваться как нарушение требований законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре и КПЭА.

В прилагаемом к представлению обращении сообщается, что в адвокатском запросе адвокат просил заместителя Министра обороны поручить начальникуФГБУ «Ц» Минобороны России организовать претензионную и исковую работу по договору, заключённому между институтом и ООО «С» и уведомить его о принятых мерах с предоставлением заверенных копий документов. Запрос был подписан от имени адвоката и полковника юстиции в отставке.

К обращению приложена копии следующих документов:

— адвокатского запроса от 11.12.2017 г.

— ордера адвоката № 107 от 11.12.2017 г. на направление адвокатского запроса;

— справки о необходимости организации претензионной и исковой работы (приложение к адвокатскому запросу).

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых он не согласился с доводами представления и пояснил, что он осуществляет защиту бывшего руководителя ФГБУ «Ц» Минобороны России. Адвокатский запрос направлялся заместителю Министра обороны России, поскольку ему подчинён вышеуказанный институт и ранее адвокат направлял запрос о предоставлении характеристики, который был исполнен без каких-либо нареканий. Адвокатский запрос оформлен в строгом соответствии с ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» и УПК РФ, в рамках права защитника использовать иные, не запрещённые УПК РФ, средства и способы защиты и собирать иные сведения от органов государственной власти, местного самоуправления, организаций.

К письменным объяснениям адвоката приложены копии адвокатского запроса от 08.09.2017 г. и ответа на него, а также копия военного билета Т.

В заседании комиссии адвокат поддержал доводы, изложенные в письменных объяснениях, на вопросы членов комиссии пояснил, что не видит в своих действиях каких-либо нарушений, подписал адвокатский запрос как полковник юстиции в отставке, поскольку обращался к заместителю Министра обороны РФ и хотел усилить значимость запроса.

Рассмотрев доводы представления и письменных объяснений, заслушав адвоката и изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат не отрицает фактических обстоятельств, изложенные в представлении 1-го Вице-президента АПМО, поэтому комиссия считает необходимым перейти к их непосредственной оценке.

В силу п. 1 ст. 6.1 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокат вправе направлять в органы государственной власти, органы местного самоуправления, общественные объединения и иные организации в порядке, установленном ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», официальное обращение по входящим в компетенцию указанных органов и организаций вопросам о предоставлении справок, характеристик и иных документов, необходимых для оказания квалифицированной юридической помощи.

Право адвоката на сбор информации, необходимой для оказания квалифицированной юридической помощи, является как важной гарантией исполнения адвокатом обязанностей защитника, так и гарантией реального обеспечения принципа состязательности. В п. 21 Базовых принципов роли юристов, принятых VIIIКонгрессом ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями указывается, что обязанностью компетентных органов является представление адвокату заблаговременного доступа к соответствующей информации, материалам и документам, которые имеются в их распоряжении, с тем, чтобы обеспечить юристам возможность оказывать эффективную юридическую помощь своим клиентам.

Наделяя адвоката достаточно эффективным инструментом по сбору информации, необходимой для оказания квалифицированной юридической помощи, законодатель не мог не учитывать ситуаций, когда такой инструмент будет использоваться произвольно и, тем более с расширительным толкованием предоставленного правомочия. В частности, п. 2.1 ст. 17 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» предусматривает, что систематическое несоблюдение требований законодательства РФ к адвокатскому запросу является основанием для прекращения статуса адвоката.

В силу п. 2 ст. 5 Кодекса профессиональной этики адвоката, адвокат должен избегать действий, направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре.

Комиссия указывает на недостаточное понимание адвокатом Т. правовой природы адвокатского запроса. В своём запросе адвокат не запрашивает необходимую информацию, а просит заместителя Министра обороны поручить начальникуФГБУ «Ц» Минобороны России организовать претензионную и исковую работу по договору и обязать начальника ФГБУ информировать адвоката о принятых мерах. При этом, в тексте запроса адвокат сообщает, что непринятие мер по организации претензионной работы может «повлечь негативные последствия для должностных лиц, в том числе связанные с халатностью». Фактически адвокат подменяет просьбу о предоставлении информации не основанном на законе требованием, направленным на вмешательство в хозяйственную деятельность организации, которое адресовано вышестоящему должностному лицу.

Кроме того, адвокат Т. подписал данный запрос не только как адвокат, но и как «полковник юстиции в отставке». Оценивая данное обстоятельство, комиссия отмечает, что адвокат обязан поддерживать уважительное отношение общества к достоинству своей профессии. Указывая в адвокатском запросе своё звание, присвоенное за работу в органах юстиции, которое в настоящее время не имеет и должно иметь никакого значения для адвокатской деятельности, Т. допустил смешение понятия «адвокат» и «полковник юстиции в отставке», позиционировал себя перед должностными лицами и как адвокат и как лицо, обладающее специальным званием начальствующего состава органов юстиции. Т. указывал на недостаточность статуса адвоката для осуществления эффективной защиты, очевидно «усиливая» его указанием на наличие специального звания. По мнению комиссии, такие действия адвоката наносят ущерб всему адвокатскому сообществу, поскольку формируют мнение об адвокатуре не как о сообществе профессиональных, независимых консультантов по правовым вопросам, а как о некой дополнительной «подработке» для бывших сотрудников органов юстиции, готовых в любой момент, попирая декларируемую адвокатами честь и достоинство, присущее их профессии, использовать любые средства для достижения своих целей. Это создаёт мнение об адвокатах как о людях невысокого морального уровня и, очевидно, что такой адвокат не может рассчитывать на доверие со стороны адресата адвокатского запроса, а адвокатура – на доверие со стороны общества и государства.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Т. нарушения п. 2 ст. 5 Кодекса профессиональной этики адвоката.

8. Представив заявителю акт выполненных работ, адвокат указал стоимость каждого выполненного им действия, оценив, в том числе и такие действия, как «сочинение показаний», «отказ С. от меня». Однако, при заключении соглашения адвокат не ознакомил заявителя с какими-либо расценками отдельных видов юридической помощи. В такой ситуации заявитель обоснованно полагала, что выплаченное адвокату вознаграждение предполагает её защиту независимо от количественной составляющей действий по защите, которые должен совершить адвокат.

Комиссия особо обращает внимание адвоката, что такие действия, как «сочинение показаний» для доверителя относятся к безнравственным средствам защиты и не могут рассматриваться иначе как подрывающие доверие к адвокатуре в целом.

16.04.2018 г. в АПМО поступила жалоба С. в отношении адвоката В. в которой сообщается, что адвокат 28.06.2017 г. с адвокатом было заключено соглашение на защиту заявителя на стадии предварительного следствия и в суде первой инстанции. Адвокату выплачено вознаграждение в размере 150 000 рублей. 13.12.2017 г. заявитель была задержана, адвокат обещал «поспособствовать» изменению меры пресечения за дополнительное вознаграждение в размере 200 000 рублей. Данные денежные средства адвокат получил от дочери заявителя, не предоставив при этом ни дополнительного соглашения, ни финансовых документов. 15.12.2017 г. Р-ский городской суд отказал в удовлетворении ходатайства следователя об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста. В дальнейшем адвокат изменил свою позицию, предлагал заявителю признать вину в совершении преступления, что в итоге привело к тому, что 16.02.2018 г. С. расторгла с адвокатом соглашение, о чём сообщила следователю. За время оказания юридической помощи адвокат подготовил и подал 8 ходатайств, участвовал при проведении следственных действий в течение 5 дней. 02.03.2018 г. С. направила адвокату требование о возврате 97 000 рублей. Однако, никаких денег адвокат не вернул.

К жалобе заявителем не приложено каких-либо документов.

В заседании комиссии заявитель поддержала доводы жалобы, на вопросы членов комиссии пояснила, что у неё отсутствуют письменные доказательства передачи адвокату дополнительных денежных средств в размере 200 000 рублей и адвокат не предлагал ей заключить дополнительное соглашение.

По ходатайству заявителя к материалам дисциплинарного производства приобщена копия соглашения об оказании юридической помощи от 28.06.2017 г. на защиту заявителя в СУ МУ МВД «Р-ское» и в Р-ском городском суде по уголовному делу, и копия квитанции к приходному кассовому ордеру от 28.06.2017 г. на сумму 150 000 рублей.

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых он не согласился с доводами жалобы, пояснив, что осуществлял защиту заявителя в ходе предварительного следствия, участвовал во всех следственных действиях. 10.02.2018 г. он сообщил заявителю, что следствие движется к концу, а для её защиты в суде необходимо заключение нового соглашения, с оплатой вознаграждения. 14.02.2018 г. ему позвонила С. и поинтересовалась признавать ли ей вину в предъявленной обвинении. Адвокат оставил этот вопрос на её усмотрение, к признанию вины никогда заявителя не склонял. Никакого дополнительного вознаграждения адвокат не получал. 16.02.2018 г. заявитель отказалась от его услуг, пояснив, что заключила соглашение с другим адвокатом. Впоследствии он получил уведомление о возврате неотработанного вознаграждения, но отвечать на него не стал, поскольку оно было подписано адвокатом Ш.

К письменным объяснениям адвоката приложен отчёт о работе, проделанной за период с 27.06.2017 г. по 16.02.2018 г.

В заседании комиссии адвокат поддержал доводы, изложенные в письменных объяснениях, дополнительно пояснив, что соглашение с ним было расторгнуто до окончания предварительного следствия, но всю работу он выполнил, оставалось только выполнение требований ст. 217 УПК РФ. Адвокат считает, что соглашение заключалось исключительно на предварительное следствие, поскольку там не указано предварительное следствие и суд, а зафиксировано только представление интересов в УВД и Р-ском городском суде. Неотработанное вознаграждение адвокат не определял и не возвращал, поскольку на последнем следственном действии с его участием сообщил заявителю о необходимости внесения дополнительного вознаграждения. Когда пришло уведомление о возврате денежных средств, он стал готовиться к суду. Действительно включил в акт выполненных работ «сочинение показаний», поскольку заявитель ничего не помнила.

Адвокатом дополнительно приобщены протоколы процессуальных действий по уголовному делу заявителя, проведённых с его участием.

Рассмотрев доводы жалобы и письменных объяснений, заслушав стороны и изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

28.06.2017 г. стороны рассматриваемого дисциплинарного производства заключили соглашение на защиту заявителя «в СУ МУ МВД «Р-ское» и в Р-ском городском суде по уголовному делу». Адвокату выплачено вознаграждение в размере 150 000 рублей.

В силу п.п. 1 и 2 ст. 5 КПЭА, профессиональная независимость адвоката, а также убежденность доверителя в порядочности, честности и добросовестности адвоката являются необходимыми условиями доверия к нему. Адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре.

Доверие к адвокату невозможно без надлежащего оформления адвокатом договорных отношений с доверителем. Прозрачность предмета поручения и финансовых отношений с доверителем, исключающая возможность двоякого толкования соглашения об оказании юридической помощи, создаёт необходимую предпосылку понимания доверителем того, что адвокат намерен защищать его интересы, а не реализовывать за счёт доверителя некие собственные интересы. В связи с этим, комиссия отмечает непонимание адвокатом существа адвокатской деятельности и ошибочность мнения адвоката о том, что соглашение об оказании юридической помощи заключалось представление интересов в УВД и Р-ском городском суде. Стадийность уголовного процесса предполагает эффективное осуществление защиты только в ситуации, когда соглашение об оказании юридической помощи заключается на определённую стадию уголовного процесса. Очевидно, что в рассматриваемой ситуации, заявитель обоснованно считала, что заключила соглашение с адвокатом на защиту на предварительном следствии и в суде первой инстанции.

Адвокат не отрицает, что поручение заявителя не было выполнено в полном объёме и соглашение было расторгнуто до окончания предварительного следствия. В такой ситуации адвокат В. был обязан, действуя разумно и добросовестно, после отказа доверителя от его услуг, принять меры по согласованию с С. суммы неотработанного вознаграждения, подлежащего возврату доверителю. Адвокатом данные действия выполнены не были, как он сообщил членам Комиссии, после получения претензии от представителя заявителя, он «стал готовиться к суду».

Более того, представив заявителю акт выполненных работ, адвокат указал стоимость каждого выполненного им действия, оценив, в том числе и такие действия, как «сочинение показаний», «отказ С. от меня». Однако, при заключении соглашения адвокат не ознакомил заявителя с какими-либо расценками отдельных видов юридической помощи. В такой ситуации заявитель обоснованно полагала, что выплаченное адвокату вознаграждение предполагает её защиту независимо от количественной составляющей действий по защите, которые должен совершить адвокат.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия пришла к выводу о наличии в действиях адвоката В. нарушения п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 2 ст. 5, п. 1 ст. 8 КПЭА и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем С.

9. Адвокат является юридическим помощником подзащитного. Разъяснение адвокатом доверителю юридической несостоятельности заявленного им ходатайства не означает, что адвокат не поддерживает его позиции и не может рассматриваться как дисциплинарный проступок.

18.04.2018 г. в АПМО поступила жалоба З. в отношении адвоката Б. в которой сообщается, что адвокат, в период с августа 2015 г. по июль 2017 г. при рассмотрении уголовного дела в М-ском суде, несмотря на письменные к ней обращения, более 200 раз отказалась оказывать заявителю юридическую помощь. 13.03.2017 г. адвокат не явилась на оглашение приговора, не согласовывала позицию защиты с заявителем, не подала апелляционную жалобу на приговор.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— ходатайства судье Б. о возможности заявить устное ходатайство;

— ходатайства судье Б. об исполнении решения Конституционного Суда РФ от 15.01.1999 г. № 1-П.

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых она не согласилась с доводами жалобы, пояснив, что приняла поручение по защите заявителя, в порядке ст. 51 УПК РФ, в августе 2015 г., адвокат дважды посещала заявителя в СИЗО для согласования позиции защиты, после удаления заявителя из зала суда каждое судебное заседание заявляла ходатайство о его возвращении в зал. Юридическая помощь оказывалась З. в течение всего периода осуществления его защиты. В частности З. просил в ходе судебного заседания заявить отвод следователям, в чьем производстве находилось дело до направления в суд, а также всему прокурорскому корпусу, осуществлявшему надзор за следствием. З. было разъяснено, что отводы на стадии рассмотрения дела в суде могут заявляться участникам процесса, но не следователям. Однако З. заявил, что адвокат не хочет оказать ему квалифицированную юридическую помощь. На приговор суда адвокат подала две апелляционные жалобы (одну после оглашения приговора и дополнительную после ознакомления с протоколом судебного заседания).

В заседании комиссии адвокат поддержала доводы, изложенные в письменных объяснениях.

Рассмотрев доводы жалобы и письменных объяснений, заслушав адвоката и изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат, в порядке ст. 51 УПК РФ, осуществляла защиту заявителя в М-ском суде по уголовному делу, которое рассматривалось данным судом по первой инстанции.

Как следует из материалов, размещённых в сети «Интернет» на официальном сайте М-ского суда, 13.05.2017 г. в отношении заявителя постановлен обвинительный приговор, согласно которого адвокат присутствовала при оглашении приговора (https://). Кроме того, в карточке движения уголовного дела заявителя указывается на то, что адвокат подала две жалобы на указанный приговор (https://).

Таким образом, довод жалобы о том, что адвокат не присутствовала при оглашении приговора и не подала на него апелляционной жалобы, являются полностью надуманными.

В доказательство иных доводов жалобы заявителем представлены вышеуказанные ходатайства. Однако, каким образом это доказывает ненадлежащее исполнение адвокатом своих обязанностей заявитель не поясняет. В частности, одно из ходатайств адресовано судье Б. с требованием об исполнении решения Конституционного Суда РФ от 15.01.1999 г. № 1-П. Одновременно, здесь же заявитель просит адвоката подать ходатайство об истребовании «судом в СК РФ по МО описи передачи материалов уголовного дела на 12.08.2008 г…., Т.1 л.д. 31…. 43…48…, 60-70, 70-98 описи передачи материалов уголовного дела на 27.01.2009 г., на 24.08.2009 г…» и др. Всего ходатайство занимает 69 листов, большая часть его содержания — мнение заявителя о предвзятости следствия.

Комиссия считает, что данное ходатайство не основано на уголовно-процессуальном законодательстве и не имеет смысловой направленности. Содержание ходатайства соотносится с объяснениями адвоката в части того, что она разъясняла заявителю о невозможности отвода следователя после того, как предварительное следствие окончено и дело передано в суд, но З. объявил, что адвокат отказывается оказывать ему юридическую помощь.

Комиссия указывает заявителю, что в силу п. 1 ст. 10 КПЭА, закон и нравственность в профессии адвоката выше воли доверителя. Никакие пожелания, просьбы или требования доверителя, направленные к несоблюдению закона или нарушению правил, предусмотренных КПЭА, не могут быть исполнены адвокатом. Будучи независимым профессиональным советником по правовым вопросам (абз. 1 п. 1 ст. 2 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ»), адвокат самостоятельно определяет тот круг юридически значимых действий, которые он может и должен совершить для надлежащей защиты прав и законных интересов доверителя. Границами такой самостоятельности выступают требования п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА, а также нормы соответствующего процессуального законодательства. Поэтому комиссия проверяет формальное соответствие действий адвоката по исполнению поручения доверителя требованиям законодательства об адвокатской деятельности, отсутствие грубых и очевидных ошибок адвоката при исполнении поручения доверителя. Как указывается в литературе, «если сформулировать кратко подход Европейского Суда, то он заключается в том, что адвокат в процессе является юридическим помощником обвиняемого, но не его крепостным». (См. Диков Г.В. Участие адвоката в судебном процессе: подходы Европейского Суда. М. 2014. С. 64).

Грубых и очевидных ошибок в действиях адвоката Б. по исполнению поручения по З. Комиссией не установлено, презумпция добросовестности адвоката, установленная п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА, заявителем не опровергнута.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия признает, что в полученных в ходе разбирательства фактических данных отсутствуют сведения, свидетельствующие о нарушении адвокатом норм законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре.

10. Комиссия не может признать квалифицированной юридической помощью грубое нарушение правил подведомственности, допущенные адвокатом, даже если впоследствии доверитель (сторона, не осведомленная в юридических вопросах и полагающаяся на добросовестность адвоката) подписывает акт выполненных работ, подтверждающий отсутствие претензий по соглашению об оказании юридической помощи.

Само по себе сообщение адвокатом доверителю о возможности принятия поручения на оказание юридической помощи от противоположной стороны по гражданскому делу уже является прямым нарушением норм Кодекса профессиональной этики адвоката и его нельзя рассматривать, как считает адвокат, способом примирения сторон. При этом, высказывание адвокатом скрытой угрозы в смс-переписке с доверителем неприемлемо ни при каких обстоятельствах.

10.04.2018 г. в АПМО поступила жалоба доверителя К. в отношении адвоката Р., в которой сообщается, что адвокат на основании соглашения от 21.11.2017 г. оказывал доверителю юридическую помощь по гражданскому делу о расторжения брака между заявителем и ее мужем, об определении места проживания детей и взыскания с К-ва алиментов на их содержание.

По утверждению заявителя, адвокат ненадлежащим образом исполнял свои профессиональные обязанности, а именно: принял от доверителя денежные средства без соответствующего финансового оформления; адвокат допустил множество различных ошибок при составлении правовых документов; недолжным образом производил работу по соглашению, не предпринимал активных действий, направленных на отстаивание интересов доверителя, намеренно затягивал дело в суде, постоянно вымогая у доверителя большие суммы денег; после решения заявителя расторгнуть соглашение с адвокатом, Р. направлял К. гневные сообщения с угрозами принять предложение бывшего супруга доверителя о заключении с ним соглашения об оказании юридической помощи по данному гражданскому делу.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— соглашения об оказании юридической помощи от 21.11.2016 г.;

— чека по операции Сбербанк-онлайн по перечислению денежных средств на сумму 1 000 руб.;

— акта выполненных работ по соглашению от 21.03.2018 г.

— доверенность №50 АБ 0703599, выданной адвокату заявителем на представление интересов в суде;

— скриншота смс-переписки заявителя с адвокатом.

В письменных объяснениях адвокат не согласился с доводами жалобы, пояснив, что никаких денежных средств, не предусмотренных соглашением, он от заявителя не получал. Все исковые заявления и иные документы были составлены без единой процессуальной ошибки, в действительности была допущена только одна описка, не повлиявшая на рассмотрение судом дела по существу. Адрес ответчика в исковом заявлении сознательно исказила К., о чем она впоследствии призналась адвокату.

Работа по гражданскому делу заявителя в чистом виде у него заняла 30-35 дней, что не является значительным сроком для данной категории дел. Относительно вымогательства денег у доверителя адвокат сообщает, что данный довод жалобы является голословным и не подтвержден какими-либо доказательствами со стороны заявителя. По вопросу направления доверителю письма адвокатом с угрозой принять поручение на защиту от процессуального оппонента по делу адвокат разъясняет, что данная информация, направленная К., вовсе не означает, что адвокат был намерен реально принять предложение К-ва. и оказывать ему содействие по вопросам примирения с супругой. Также адвокат Р. указывает, что соглашение было расторгнуто не по желанию заявителя, а по инициативе самого адвоката.

К письменным объяснениям адвоката документов не приложено.

В заседании комиссии адвокат поддержал доводы письменных пояснений и дополнительно пояснил, что его электронное сообщение доверителю о возможном заключении соглашения с ее бывшем супругом касалось вопроса возможного мирного урегулирования спора между ними.

Рассмотрев доводы жалобы, заслушав адвоката и изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат Р. на основании соглашения от 21.11.2017 г. оказывал доверителю юридическую помощь по гражданскому делу о расторжения брака между заявителем и ее мужем, об определении места проживания детей и взыскания с К. алиментов на их содержание.

В силу п. 1 ч. 1 ст. 23 КПЭА, разбирательство в квалификационной комиссии адвокатской палаты субъекта РФ осуществляется устно, на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства. Доводы обвинения, выдвинутого заявителем в отношении адвоката, равно как и доводы объяснений адвоката, должны подтверждаться надлежащими, достоверными и непротиворечивыми доказательствами.

Заявителем не представлено достаточных доказательств, подтверждающих довод жалобы о том, что адвокат принял от доверителя денежные средства без соответствующего финансового оформления. Поэтому комиссия приходит к выводу о том, что данный довод жалобы не нашел своего подтверждения в ходе рассмотрения настоящего дисциплинарного производства.

Относительно довода жалобы о том, что адвокат допустил множество различных ошибок при составлении правовых документов доверителя, а также недолжным образом производил работу по соглашению, комиссия разъясняет адвокату следующее.

В соответствии с п.1 ст.1 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокатской деятельностью является квалифицированная юридическая помощь, оказываемая на профессиональной основе лицами, получившими статус адвоката в порядке, установленным законом.

Адвоката, адвокат обязан честно, разумно и добросовестно,квалифицированно, принципиально и своевременно исполнять свои обязанности, активно защищать права, свободы и интересы доверителей всеми не запрещенными законодательством средствами (п. 1 ст. 8 КПЭА).

Основываясь на представленных в ходе рассмотрения настоящего дисциплинарного производства документах, комиссия констатирует, что адвокат Р. подал исковое заявление доверителя с нарушением правил подведомственности, что привело к затягиванию сроков рассмотрения требований заявителя. Довод адвоката о том, что К. изначально не стала возражать против подачи искового заявления по указанной Р. подведомственности, комиссия считает несостоятельным, поскольку доверить, являясь стороной, которой оказывается юридическая помощь, не обладает специальными познаниями в области юриспруденции и вправе рассчитывать именно на оказание квалифицированной помощи. В этой связи комиссия не может признать квалифицированной юридической помощью грубое нарушение правил подведомственности, допущенные адвокатом, даже если впоследствии доверитель (сторона, не осведомленная в юридических вопросах и полагающаяся на добросовестность адвоката) подписывает акт выполненных работ, подтверждающий отсутствие претензий по соглашению об оказании юридической помощи.

Касательно довода жалобы о поступлении от адвоката угроз принять предложение бывшего супруга доверителя о заключении с ним соглашения об оказании юридической помощи комиссия поясняет следующее.

В соответствии с пп.4 п.4 ст. 6 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокат не имеет право принимать от лица, обратившегося к нему за оказанием юридической помощи, поручение в случае, если он оказывает юридическую помощь доверителю, интересы которого противоречат интересам данного лица.

Согласно п. 1 и 2 ст. 5 КПЭА, профессиональная независимость адвоката, а также убежденность доверителя в порядочности, честности и добросовестности адвоката являются необходимыми условиями доверия к нему. Адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре. Адвокат не вправеоказывать юридическую помощь в условиях конфликта интересовдоверителей, предусмотренного статьей 11 Кодекса профессиональной этики адвоката(п.п. 10 п. 1 ст. 9 КПЭА).

В ходе рассмотрения настоящего дисциплинарного производства комиссии для изучения были представлены материалы смс-переписки адвоката с доверителем, где отражены поступающие от Р. сообщения о возможности заключения соглашения с бывшим супругом доверителя по данному гражданскому делу.

Комиссия полагает, что довод адвоката о том, что описанные угрозы не носили реального характера и касались вопроса возможного мирного урегулирования спора между супругами, является несостоятельным по следующим основаниям.

В связи с тем, что текст сообщения адвоката, в котором он пишет о возможном принятии поручения от процессуального оппонента по делу, написан в строго назидательном тоне с использованием апосематических выражений, таких как: «пожалуй, я соглашусь с предложением», «имею право», «тем более я знаю существо вашей спорной ситуации», не может быть истолкован иначе как имплицитная (скрытая) угроза, адресованная доверителю.

Также, комиссия отмечает, что даже само по себе указание на возможность принятия поручения на оказание юридической помощи бывшему супругу заявителя уже является прямым нарушением норм Кодекса профессиональной этики адвоката и его нельзя рассматривать как способ примирения сторон, на что указывал адвокат.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Р.нарушений п. 1 ст. 1, пп.4 п. 4 ст. 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 и 2 ст. 5, п. 1 ст. 8 Кодекса профессиональной этики адвоката и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем К.

11. Включение адвокатом в соглашение об оказании юридической помощи условия о невозможности возврата неотработанного гонорара доверителю менее суммы полученного от доверителя вознаграждения (гонорара) адвоката по соглашению является дисциплинарным нарушением.

18.04.2018 г. в АПМО поступила жалоба доверителя Г. в отношении адвоката С., в которой сообщается, что адвокат на основании соглашения № 56 от 15.09.2016 г. представляла интересы доверителя в суде по вопросу выплаты заявителю денежной компенсации при увольнении по соглашению сторон.

По утверждению заявителя, адвокат ненадлежащим образом исполняла свои профессиональные обязанности, а именно: после подачи искового заявления в И-ский районный суд адвокат не интересовалась ходом дела, не информировала доверителя о ходе рассмотрения иска; адвокатом при составлении искового заявления были допущены ошибки, в результате чего он был первоначально оставлен без рассмотрения; в судебное заседание 13.04.2017 г. адвокат пришла без ордера; в результате совершенных по невнимательности адвоката действий, ответчиком по делу было подано заявление в следственный комитет о возбуждении уголовного дела за фальсификацию доказательств в суде; адвокат не участвовала лично в суде апелляционной инстанции и не предоставила письменные возражения в суде апелляционной инстанции; в результате пассивных действий адвоката судом первой и апелляционной инстанции в компенсации заявителю понесенных расходов за услуги представителя в суде было отказано.

Кроме того, заявитель обращает внимание на наличие п. 5.1 в тексте соглашения об оказании юридической помощи, согласно которому при досрочном расторжении сумма вознаграждения адвоката не подлежит возврату.

В подтверждение доводов жалобы заявителем приложены копии различных процессуальных документов.

В письменных объяснениях адвокат не согласилась с доводами жалобы, дополнительно пояснила, что считает их необоснованными и надуманными. Непосредственно по вопросу отслеживания информации о ходе дела, адвокат сообщает, что информировала Г. как по телефону, так и в сообщениях о процессе рассмотрения дела, который отслеживала по интернет-базе суда, по телефону суда и при личном его посещении. По поводу допущенных адвокатом ошибок при составлении искового заявления, адвокат С. поясняет, что исковое заявление первоначально было оставлено без движения, а не без рассмотрения, как указывает заявитель, и имело на это формальные основания. По доводу обвинения в том, что 13.04.2017 г. С. пришла в судебное заседание без ордера, адвокат поясняет, что в суде первой инстанции принимала участие во всех судебных заседаниях на основании доверенности.

Относительно вопроса о возбуждении уголовного дела ответчиком, адвокат сообщает, что данные действия были вызваны проигрышем ответчика в суде первой инстанции и, в надежде повлиять на решение суда апелляционной инстанции, ответчиком было написано заявление в следственный комитет с требованием привлечь адвоката к уголовной ответственности. В результате в возбуждении уголовного дела было отказано.

Письменные возражения были составлены и направлены в суд как апелляционная жалоба, так и письменные возражения на апелляционную жалобу ответчика, о которых была договоренность с заявителем при заключении нового соглашения. Также адвокат указывает, что не может гарантировать доверителю принятия судом положительного решения и считает, что определение суда апелляционной инстанции об отказе в компенсации заявителю понесенных расходов не было обусловлено ее неправильными действиями.

К письменным объяснениям адвокатом были приложены копии скриншоты электронной переписки адвоката с заявителем; расписка от 16.02.2017 г. о явке в суд; скриншот из картотеки суда о движении гражданского дела заявителя; акт сдачи-приема работ от 14.09.2017 г.; акт сдачи-приема работ от 29.11.2017 г.; акт сдачи-приема оригиналов документов №1 от 29.11.2017 г.; отчет об оказанной юридической помощи от 09.03.2018 г.; почтовая квитанция от 12.03.2018 г. с описью вложения о направлении отчета доверителю.

В заседании комиссии заявитель поддержала доводы жалобы и дополнительно сообщила, что адвокат сообщила ей, что включение в исковое заявление пункта о привлечении директора работодателя к уголовной ответственности было вызвано необходимостью оказать дополнительное давление на работодателя.

Рассмотрев доводы жалобы и изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

В силу п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», а также п. 1 ст. 8 КПЭА, адвокат обязан честно, разумно, добросовестно и активно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательством РФ средствами, а также честно, разумно, добросовестно, квалифицированно, принципиально и своевременно исполнять свои обязанности.

Из представленных комиссии материалов усматривается, что адвокат С. заключила с доверителем Г. соглашение об оказании юридической помощи, включив в него пункт 5.1, согласно которому в случае расторжения соглашения доверителем адвокат сохраняет право на вознаграждение за фактически оказанную юридическую помощь, но в любом случае не менее указанного в пункте 3.2 настоящего соглашения.

Согласно пункту 3.2 указанного соглашения вознаграждение адвокату составляет 45 000 (сорок пять тысяч) рублей, должно быть уплачено адвокату в течение 5 дней со дня подписания настоящего соглашения в 100% размере.

В соответствии с п. 4 ст. 421ГК РФ условия договора определяются по усмотрению сторон, кроме случаев, когда содержание соответствующего условия предписано законом или иными правовыми актами (ст. 422 ГК РФ).

В силу п. 2 ст. 25ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ»,соглашение об оказании юридической помощи представляет собой гражданско-правовой договор, заключаемый в простой письменной форме между доверителем и адвокатом (адвокатами), на оказание юридической помощи самому доверителю или назначенному им лицу

К соглашению об оказании юридической помощи, заключенному между адвокатом и доверителем, субсидиарно применяются нормы ГК РФ о договоре поручения.

В силу п. 1 ст. 971ГК РФ по договору поручения одна сторона (поверенный) обязуется совершить от имени и за счет другой стороны (доверителя) определенные юридические действия; права и обязанности по сделке, совершенной поверенным, возникают непосредственно у доверителя.

Если договор поручения прекращен до того, как поручение исполнено поверенным полностью, доверитель обязан возместить поверенному понесенные при исполнении поручения издержки, а когда поверенному причиталось вознаграждение, также уплатить ему вознаграждение соразмерно выполненной им работе. Это правило не применяется к исполнению поверенным поручения после того, как он узнал или должен был узнать о прекращении поручения (п. 1 ст. 978 ГК РФ).

Договор должен соответствовать обязательным для сторон правилам, установленным законом и иными правовыми актами (императивным нормам) действующим в момент его заключения (п. 1 ст. 422 ГК РФ).

Включение в соглашение об оказании юридической помощи противоречащего императивным требованиям закона условия о невозможности возврата неотработанного гонорара доверителю менее суммы полученного от доверителя вознаграждения (гонорара) адвоката по соглашению является самостоятельным дисциплинарным нарушением адвоката.

Кроме этого, из материалов дисциплинарного производства усматривается, что адвокат С. допустила грубую процессуальную ошибку при составлении от имени доверителя Г. искового заявления, которая выразилась во включении в исковое заявление требования, в котором адвокат просила суд рассмотреть вопрос о привлечении к уголовной ответственности руководителя ООО «СВ» к уголовной ответственности по статье 145.1 УК РФ.

Вступившим в законную силу определением И-ского районного суда, исковое заявление было оставлено без движения, и в мотивировочной части данного определения суд правомерно отмечает, что требования о привлечении к уголовной ответственности предусматривают иной порядок обращения в соответствии с нормами уголовно-процессуального законодательства и не подлежат разрешению в порядке гражданского судопроизводства.

Данная грубая процессуальная ошибка рассматривается комиссией как нарушение требования п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА о добросовестном, разумном и квалифицированном исполнении адвокатом своих обязанностей.

Относительно иных доводов жалобы комиссия отмечает, что в силу п. 1 ст. 23 КПЭА, разбирательство в квалификационной комиссии адвокатской палаты субъекта РФ осуществляется устно, на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства.

Доводы обвинения, выдвинутого заявителем в отношении адвоката, равно как и доводы объяснений адвоката, должны подтверждаться надлежащими доказательствами, обладающими свойствами относимости, допустимости, достоверности и достаточности.

Таких доказательств заявителем не представлено.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия пришла к выводу о наличии в действиях адвоката С. нарушений п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ«Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», п. 1 ст. 8 КПЭА адвоката, а также ненадлежащем исполнении адвокатом своих профессиональных обязанностей перед доверителем Г.

Во втором полугодии 2018 г. статистические данные работы Квалификационной комиссии Адвокатской палаты Московской области выглядят следующим образом.

	Всего	Жалоб доверителей	Представлений Вице-президента АПМО	Обращений судов	Представлений У МЮРФ по МО	Жалоб адвокатов
Рассмотренодисциплинарныхпроизводств	04	14	154	17	16	3
Наличие дисциплинарного проступка	213	59	148	4	1	1
Отсутствие дисциплинарного проступка	77	45	6	9	15	2
Отсутствие повода для возбуждения производства	6	2	___	4	___	___
Истечение сроков для привлечения к дисциплинарной ответственности	4	4	____	____	____	____
Прекращение вследствие отзыва обращения	4	4	____	____	____	____

Кроме того, 11 дисциплинарных дел были возвращены Советом АПМО в комиссию для повторного рассмотрения. Причиной во всех случаях явилось поступление в Совет АПМО от участников дисциплинарного производства новых документов.

12. Полученная адвокатом в ходе предварительного расследования информация, которую он не вправе распространять, должна быть четко определенной. В связи с этим следователь не только вправе предупредить адвоката о неразглашении данных следствия, но и одновременно обязан разъяснить, какие конкретно данные и полученные из каких источников защитник не вправе разглашать. Требование о выдаче адвокатом абстрактной расписки, в которой не конкретизированы не подлежащие разглашению данные предварительного расследования, не может быть признано правомерным.

25.04.2018 г. в АПМО поступило представление заместителя начальника У МЮ РФ по МО в отношении адвоката Г. в котором указывается, что адвокат осуществлял защиту М. по уголовному делу, которое расследуется Следственным комитетом РФ.

Как указывается в представлении, адвокат недобросовестно относится к выполнению своих обязанностей, а именно: необоснованно отказался от дачи подписки о предупреждении об уголовной ответственности за разглашение данных предварительного расследования в порядке ч. 3 ст. 53, ст. 161 УПК РФ, несмотря на необходимость обеспечения тайны и сохранности информации, содержащейся в уголовном деле.

В представлении ставится вопрос о возбуждении в отношении адвоката дисциплинарного производства и привлечении адвоката к дисциплинарной ответственности.

К представлению приложены копии следующих документов:

— сообщение из Следственного комитета РФ от 21.03.2018 г.;

— удостоверения адвоката Г.;

— ордер адвоката Г. №000603.

— подписки о предупреждении об уголовной ответственности за разглашение данных предварительного расследования от 12.03.2018 г.

В письменных объяснениях адвокат возражал против доводов представления и пояснил, что он вступил в уголовное дело после подписания соглашения с подзащитным М. в марте 2018 г. 12.03.2018 г. он прибыл в СК РФ вместе с подзащитным для проведения следственных действий, и как вновь вступивший в дело защитник заявил ходатайство о предоставлении ему копий процессуальных документов в порядке ст. 121 УПК РФ. В удовлетворении ходатайства было немотивированно отказано руководителем следственной группы полковником юстиции У., который затем поручил другим следователям из состава следственной группы получить у адвоката подписку о неразглашении. Адвокатом устно было заявлено о том, что брать с него расписку преждевременно и нелогично, с учетом того, что никакие сведения и документы ему пока не предоставлены. Также он потребовал от следователя обосновать необходимость получения данной расписки и вынести постановление о разъяснении содержания указанной подписки, в чем следователем также было отказано.

К письменным объяснениям адвоката приложены копии следующих документов:

— ходатайства адвоката о вынесении постановления о разъяснении содержания требований подписки от 20.06.2018 г.;

— ходатайства адвоката о предоставлении копий процессуальных документов (12.03.2018 г.)

В заседании комиссии адвокат поддержал доводы письменных объяснений и дополнительно пояснил, что он не уклонялся от обязанности давать подписку о неразглашении тайны следствия, но полагает, что следователь обязан был обосновать необходимость получения расписки и разъяснить, какая именно информация составляет тайна следствия по указанному уголовному делу. Следователем указанная обязанность, несмотря на ходатайство адвоката, исполнена не была.

Адвокат Г. осуществляет защиту М. по уголовному делу, которое расследуется Следственным комитетом РФ.

В силу п. 1 ч. 1 ст. 23 КПЭА, разбирательство в квалификационной комиссии адвокатской палаты субъекта РФ осуществляется устно, на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства. Доводы обвинения, выдвинутого заявителем в отношении адвоката, равно как и доводы объяснений адвоката, должны подтверждаться надлежащими и непротиворечивыми доказательствами.

В силу п.п. 7 п. 2 ст. 20 КПЭА, жалоба в отношении адвоката должна содержать доказательства, подтверждающие обстоятельства, на которых заявитель основывает свои требования. Согласно п.п. 6 п. 2 ст. 20 КПЭА, обращение в отношении адвоката должно содержать указание на конкретные действия (бездействие) адвоката, в которых выразилось нарушение им профессиональных обязанностей.

В соответствии со ч. 3 ст. 53 УПК РФ защитник не вправе разглашать данные предварительного расследования, ставшие ему известными в связи с осуществлением защиты, если он был об этом заранее предупрежден в порядке, установленным ст. 161 УПК РФ. Согласно ч. 3 ст. 161 УПК РФ следователь или дознаватель предупреждает участников уголовного судопроизводства о недопустимости разглашения без соответствующего разрешения данных предварительного расследования, о чем у них берется подписка с предупреждением об ответственности в соответствии со ст. 310 Уголовного кодекса РФ.

По смыслу Определения Конституционного Суда РФ от 16.04.2009 г. № 559-О отобрание следователем подписки у адвоката является допустимым, а соответствующие правовые нормы признаны не противоречащими Конституции РФ. Таким образом, в целом предложение следователя о даче подписки адвокатом должно рассматриваться в качестве законного действия.

Вместе с тем, применение следствием процессуальных норм ч. 3 ст. 53, ст. 161 УПК невозможно без учета системной взаимосвязи данных норм с иными положениями УПК РФ и правовой позицией Конституционного Суда РФ.

Так, согласно Определению Конституционного Суда РФ от 06.10.2015 г. № 2444-О «По жалобе гражданина Дворяка Владимира Геннадьевича на нарушение его конституционных прав положениями пункта 3 части второй статьи 38, части третьей статьи 53, статьи 161 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и статьи 310 Уголовного кодекса Российской Федерации», сохранение в тайне, полученной в ходе уголовного судопроизводства информации, возможно по тем делам, где могут содержаться сведения, прямо или косвенно относящиеся к охраняемой законом тайне (государственная тайна, персональные данные, налоговая, банковская, коммерческая, медицинская тайна, тайна усыновления, тайна предварительного расследования и др.).

В данном Определении Конституционного суда уточняется, что к конкретным сведениям, о сохранении которых может отбираться подписка, в качестве примеров допустимо относить следующие данные: сведения, доступ к которым ограничен в соответствии с Конституцией Российской Федерации и федеральными законами (врачебная, нотариальная тайна, тайна переписки, телефонных переговоров, почтовых отправлений, телеграфных или иных сообщений, банковская тайна, налоговая тайна и так далее); сведения, связанные с коммерческой деятельностью, доступ к которым ограничен в соответствии с Гражданским кодексом РФ и федеральными законами (коммерческая тайна); сведения о сущности изобретения, полезной модели или промышленного образца до официальной публикации информации о них. Поэтому, уголовная ответственность за разглашение может наступать за упоминание только тех обстоятельств уголовного дела, где содержится охраняемая уголовным законом тайна.

Таким образом, полученная адвокатом в ходе предварительного расследования информация, которую он не вправе распространять, должна быть четко определенной. В связи с этим следователь не только вправе предупредить адвоката о неразглашении данных следствия, но и одновременно с этим обязан разъяснить, какие конкретно данные и полученные из каких источников защитник не вправе разглашать. Требование о выдаче адвокатом абстрактной расписки, в которой не конкретизированы не подлежащие разглашению данные предварительного расследования, не может быть в этой связи признано правомерным. При этом необходимо учитывать положения ч. 1 ст. 11 УПК РФ, согласно которым следователь обязан разъяснять подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику, а также другим участникам уголовного судопроизводства их права, обязанности и ответственность, а также обеспечивать возможность осуществления этих прав. Кроме того, в силу ч. 4 ст. 7 УПКРФ любые решения следователя (в т.ч. и требование о выдаче защитником расписки о неразглашении) должны быть законными, обоснованными и мотивированными.

Суммируя изложенное выше, требование следователя о выдаче адвокатом подписки о неразглашении тайны следствия может считаться законным при соблюдении одновременно 2 условий:

— в материалах уголовного дела имеются сведения, прямо или косвенно содержание в себе государственную или иную охраняемую законом тайну;

— подписка содержит указания на конкретные сведения, имеющиеся в материалах уголовного дела, которые составляют тайну следствия и не подлежат разглашению защитником.

В рассматриваемом дисциплинарном производстве указанные условия получения у адвоката подписки о неразглашении следователем выполнены не были, несмотря на заявленное адвокатом ходатайство о вынесении постановления о разъяснении содержания требований подписки о неразглашении.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия приходит к выводу об отсутствии в действиях адвоката Г. нарушений ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» и Кодекса профессиональной этики адвоката.

13. Разночтения в экземплярах соглашения, представленного адвокатом доверителю и в адвокатское образование, по сравнению с экземпляром, оставшемся у адвоката, недопустимо и указывает на совершение адвокатом действий, которые не только нельзя квалифицировать как надлежащее исполнение своих обязанностей перед доверителем, но и необходимо рассматривать как направленные на подрыв доверия к адвокату.

Законодательство об адвокатской деятельности не предусматривает регистрацию в делах адвокатского образования «проектов» соглашения об оказании юридической помощи и, тем более, выдачу на их основании ордеров адвокату.

14.06.2018 г. в АПМО поступила жалоба Г. в отношении адвоката Ф. в которой сообщается, что 01.08.2017 г. супруга заявителя Г-ва. заключила с адвокатом соглашение на защиту заявителя по уголовному делу. Адвокату выплачено вознаграждение в размере 500 000 рублей. После того, как в отношении заявителя была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу, адвокат стал запугивать Г-ву. длительным тюремным заключением, и стал требовать выплаты дополнительных денежных средств. В августе 2017 г. адвокату выплачено 200 000 рублей, в сентябре 2017 г. – 150 000 рублей. Адвокат потребовал продать автомобиль, принадлежащий Г-вой. и выплатить ему ещё 100 000 рублей, а после того, как она отказалась, нецензурно общался с ней по телефону.

В октябре 2017 г. адвокат позвонил Г-вой. и сообщил, что нашёл финансирование через партнёра заявителя по бизнесу, от которого получил через кассу предприятия 2 000 000 рублей, заключил с ним соглашение на представление интересов по уголовному делу с суммой вознаграждения 500 000 рублей, а также получил от него 200 000 рублей на представительские расходы. Заявителю была изменена мера пресечения на подписку о невыезде, адвокат подтвердил факт получения 4 000 000 рублей и пообещал, что по делу будет постановлен оправдательный приговор.

В суде адвокат вёл себя пассивно, кроме слов «я поддерживаю подсудимого» никаких ходатайств не заявлял. В марте 2018 г. в отношении заявителя был вынесен обвинительный приговор. Адвокат потребовал 3 500 000 рублей за получение оправдательного приговора в суде кассационной инстанции. Заявитель отказался, тогда адвокат стал обвинять его в совершении тяжких преступлений и называть «преступником», а впоследствии, находясь в состоянии алкогольного опьянения, стал писать смс с угрозами с адрес Г-вой.

Заявитель обратился в адвокатское образование, где ему сообщили, что от адвоката поступили два одинаковых соглашения на сумму 1 000 рублей, а ордера, представленные им в материалы уголовного дела, коллегией не выдавались.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— соглашения об оказании юридической помощи от 01.08.2017 г. (не номерные в отличие от представленных в коллегию и сумма вознаграждения 550 000 рулей);

— чек перевода на банковскую карту через «Сбербанк онлайн» на 200 000 рублей, получатель «Д. В. Ф.»;

— ответа КА «Г» заявителю, согласно которого в делах адвокатского образования зарегистрированы два соглашения от 01.08.2017 г. № 57 и № 58, на основании которых были выданы ордера № 78 и № 79 (копии прилагаются к ответу);

— объявления о продаже автомобиля;

— смс-переписки адвоката и Г-вой.

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых он сообщает, что все доводы жалобы являются ложными, он действительно защищал заявителя на основании соглашения от 09.08.2017 г., заключенного с его супругой Г-вой., других соглашений не заключал, свои обязанности исполнял добросовестно, посещал заявителя в СИЗО 2-3 раза в неделю, не пропускал судебных заседаний и следственных действий, добился изменения меры пресечения и вынесения судом наказания не связанного с лишением свободы. Адвокат считает, что жалоба вызвана его отказом от передачи взятки в размере 3 500 000 рублей по другому делу, рассматриваемому арбитражным судом, и последующего вымогательства заявителем у адвоката этих денежных средств. В апреле 2018 г. заявитель расторг соглашение с адвокатом и перестал быть его доверителем.

К письменным объяснениям адвоката приложены копии следующих документов:

— соглашения об оказании юридической помощи от 09.08.2017 г. (заявитель представил Комиссии аналогичное соглашение, но без даты и приписки в предмете «и в суде»);

— уведомления заявителя от 06.04.2018 г. о расторжении соглашения с адвокатом;

— копии судебных актов, ходатайств и рукописных записей адвоката по делу.

В заседании Комиссии адвокат поддержал доводы, изложенные в письменных объяснениях, на вопросы членов Комиссии пояснил, что доводы жалобы не соответствуют действительности, за защиту заявителя он получил вознаграждение в размере 1 000 000 рублей, других денег не получал. В адвокатское образование сдавались проекты соглашений, а вознаграждение не вносилось в кассу адвокатского образования т.к. не был подписан акт выполненных работ.

Рассмотрев доводы жалобы и письменных объяснений, заслушав адвоката и изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат не отрицает факт защиты заявителя по уголовному делу на основании соглашения, заключённого с Г-вой. Поэтому Комиссия считает возможным перейти к непосредственной оценке обстоятельств, связанных с защитой заявителя, и отражённых в жалобе Г.

Доводы обвинения, выдвинутого заявителем в отношении адвоката, равно как и доводы объяснений адвоката, должны подтверждаться надлежащими, непротиворечивыми доказательствами.

В распоряжении Комиссии отсутствуют доказательства получения адвокатом денежных средств, не предусмотренных соглашением об оказании юридической помощи. В условиях, когда адвокат признаёт факт получения только вознаграждения в размере 1 000 000 рублей и отрицает получение иных денежных средств, бремя доказывания обратного возлагается на заявителя и отсутствие доказательств означает, что презумпция добросовестности адвоката, закреплённая в п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА, заявителем не опровергнута.

Также в распоряжении Комиссии отсутствуют доказательства того, что адвокат, находясь в состоянии алкогольного опьянения, направлял смс-сообщения нецензурного характера в адрес доверителя Г-вой. По данному обстоятельству Комиссия считает необходимым указать заявителю, что Г-ва. является доверителем адвоката, как лицо, заключившее с ним соглашение об оказании юридической помощи (п.1 ст. 6.1 КПЭА), и вправе самостоятельно обратиться с жалобой в отношении адвоката.

Далее Комиссия отмечает, что общепринятым подходом является требование к заявителю, обвиняющего адвоката в бездействии (пассивности при осуществлении защиты), точно и полно, со ссылками на материалы дела, обосновывать необходимость заявления тех или иных ходатайств, т.к. количество последних само по себе не может свидетельствовать о том, что адвокат при осуществлении защиты проявил недопустимую пассивность. Таких доказательств Комиссии также не представлено.

Вместе с тем, Комиссия неоднократно отмечала, что надлежащее исполнение адвокатом своих обязанностей перед доверителем предполагает не только исполнение предмета соглашения об оказании юридической помощи, но и надлежащее оформление договорных отношений с доверителем.

В силу п. 2 ст. 5 КПЭА, адвокат должен избегать действий, направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре.

К жалобе заявителем приложена копия соглашения об оказании юридической помощи, без даты и номера, предметом которого являлась защита Г. «при задержании… допросе в качестве подозреваемого… представление интересов в суде при избрании меры пресечения…» и соглашения от 01.08.2017 г. на защиту заявителя «при задержании… допросе в качестве подозреваемого… представление интересов в суде при избрании меры пресечения…», сумма вознаграждения определена в размере 500 000 рублей.

Однако, впоследствии заявителем был направлен запрос в адвокатское образование, согласно ответа на который в делах адвокатского образования зарегистрированы два соглашения от 01.08.2017 г. № 57 и № 58, на основании которых были выданы ордера № 78 и № 79. В указанных соглашениях в качестве предмета указано представление интересов заявителя на предварительном следствии (согл. № 58), сумма вознаграждения составила 1 000 рублей; и на представление интересов Гребенникова О.В. в военном следственном отделе… СК РФ по г. Москве (согл. № 57), сумма вознаграждение – 1 000 рублей.

Комиссия считает очевидным, что экземпляры соглашений, представленных адвокатом доверителю значительно отличаются по предмету и сумме вознаграждения от соглашений, представленных в адвокатское образование. Довод адвоката о том, что соглашения, представленные в адвокатское образования являются «проектами» Комиссия считает надуманным с целью скрыть допущенное нарушение оформления договорных отношений с доверителем, поскольку законодательство об адвокатской деятельности не предусматривает регистрацию в делах адвокатского образования «проектов» соглашения об оказании юридической помощи и, тем более, выдачу на их основании ордеров адвокату.

Более того, Комиссии адвокатом представлен третий вариант соглашения, датированный «09.08.2017 г.», не имеющий номера, и содержащий рукописную приписку в предмете соглашения «… и в суде».

Подобные разночтения в экземплярах соглашения, представленного доверителю, в адвокатское образование, и имеющемуся у адвоката, недопустимо и указывает на совершение адвокатом действий, которые не только нельзя квалифицировать как надлежащее исполнение своих обязанностей перед доверителем, но и необходимо рассматривать как направленные на подрыв доверия к адвокату.

То обстоятельство, что соглашение заключалось третьим лицом в пользу заявителя, позволяет последнему ставить вопрос о ненадлежащем исполнении адвокатом своих обязанностей, поскольку иначе доверитель (подзащитный) остаётся неосведомлённым об объёме обязанностей, принятых на себя адвокатом, что, в частности, создаёт возможность образования разногласий между подзащитным и лицом, заключившим соглашение на его защиту с адвокатом, оказывающих негативное влияние на защиту лица от уголовного преследования.

Кроме того, как следует из объяснений адвоката и подтверждается ответом на запрос заявителя выплаченное адвокату вознаграждение в размере 1 000 000 в кассу (на расчётный счёт) адвокатского образования (коллегии адвокатов) не поступало, что является нарушением п. 6 ст. 25 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ».

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Ф. нарушения п.п. 1 п. 1 ст. 7, п. 6 ст. 25 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 2 ст. 5, п. 1 ст. 8 КПЭА и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем Г.

14. Согласно п. 2.6.1 Общего кодекса правил для адвокатов стран Европейского сообщества «адвокат имеет право информировать общественность об услугах, которые он предлагает, при условии что информация является достоверной, корректной, не нарушает правил конфиденциальности и других основных ценностей профессии».

В представлении 1-го Вице-президента АПМО в отношении адвоката Б. указывается, что 19.06.2018 г. в АПМО поступило обращение Президента ФПА РФ, согласно которого на сайте адвоката в сети «Интернет» данному адвокату и её деятельности приписываются определённые характеристики («Ваш надёжый адвокат по уголовным делам», «Более 15 лет успешной практики, 97,5% выигранных дел, подключение на любом этапе»). Размещение подобной информации может быть расценено как нарушение положений КПЭА, в частности, запрета привлекать доверителей обещанием благополучного результата (п.п. 6 п. 1 ст. 9) и требований информации об адвокате (п. 1 ст. 17).

К обращению приложен скриншот главной страницы сайта адвоката Б. в сети «Интернет».

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых она не отрицает факта размещения на своём сайте в сети «Интернет» вышеуказанной информации, сообщает, что информация «97,5 % выигранных дел» была удалена ею по собственной инициативе. Вместе с тем, как сообщает адвокат, размещение подобной информации на сайтах адвокатов имеет широкое распространение и не может рассматриваться как нарушение КПЭА. Комиссия ФПА РФ по этике и стандартам в разъяснении от 28.01.2016 г. указала, что указание адвокатом в Интернете сведений о наличии у него положительного профессионального опыта, а также информации о профессиональной специализации адвоката само по себе не может рассматриваться как нарушение КПЭА. Далее адвокат ссылается на мнение Советника Президента ФПА РФ Гаспаряна Н.С., опубликованное на сайте ФПА РФ, о том, что на положительный профессиональный опыт может указывать количество вынесенных с его участием оправдательных приговоров. Также адвокат приводит в качестве примеров ссылки на сайты различных адвокатов и адвокатских образований в сети «Интернет» («выиграно более сотни уголовных дел», «выиграно 90% уголовных дел», «выиграно 80% уголовных дел» и т.п.).

К объяснениям адвоката приложены скриншоты главных страниц сайтов адвокатов и адвокатских образований в сети «Интернет».

Рассмотрев доводы представления и письменных объяснений адвоката, изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

Фактические обстоятельства, изложенные в представлении 1-го Вице-президента АПМО, адвокат не отрицает, поэтому Комиссия считает возможным перейти к их непосредственной оценке.

Прежде всего, Комиссия считает необходимым рассматривать размещённую адвокатом на сайте в сети «Интернет» информацию с позиции информационного сообщения, а не рекламы, поскольку, в силу п. 1 ст. 3 ФЗ «О рекламе» от 13.03.2006 №38-ФЗ, рекламой признается информация, распространенная любым способом, в любой форме и с использованием любых средств, адресованная неопределенному кругу лиц и направленная на привлечение внимания к объекту рекламирования, формирование или поддержание интереса к нему и его продвижение на рынке. Основной характеристикой рекламы, позволяющей отграничить ее от информации иного рода, является ее цель, а именно – рекламной признается только та информация, которая связана с осуществлением предпринимательской деятельности и направлена на продвижение объекта рекламирования на рынке. Согласно п. 2 ст. 1 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокатская деятельность не является предпринимательской, то понятие «рекламы» в смысле, придаваемом ему ФЗ «О рекламе», к ней не применимо.

Как неоднократно подчеркивал Конституционный суд РФ, адвокатура, с одной стороны, как институт гражданского общества не входит в систему органов государственной власти и органов местного самоуправления (см. Определение КС РФ от 01.03.2007 №293-О-О), а с другой – участвует в осуществлении публичных функций государства путем предоставления гражданам и иным лицам квалифицированной юридической помощи, гарантированной ст.48 Конституции РФ (см. Определение КС РФ от 15.05.2007 №364-О-О). Данное обстоятельство предопределяет специфику правового положения адвокатуры в целом и каждого конкретного адвоката в частности, поскольку возлагает на них обязанность по исполнению конституционно значимых функций.

В связи с тем, что на адвокатуру Конституцией РФ возложена конституционная обязанность по оказанию квалифицированной юридической помощи (ст. 48 Конституции РФ), государство должно обеспечить гарантии независимости адвокатуры и содействовать ее функционированию (ч. 3 ст. 3 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ»). В то же время, такой особый правовой статус налагает серьезные ограничения и на самого адвоката, как в профессиональном, так и личном плане, что в полной мере проявляется и в вопросе о возможности рекламы деятельности адвоката.

Международное законодательство легализирует ограничения рекламы (информирования) адвокатской деятельности. Согласно п. 2.6.1 Общего кодекса правил для адвокатов стран Европейского сообщества «адвокат имеет право информировать общественность об услугах, которые он предлагает, при условии что информация является достоверной, корректной, не нарушает правил конфиденциальности и других основных ценностей профессии».

Таким образом, помимо прямых указаний о достоверности, корректности и конфиденциальности, вышеуказанная норма содержит отсылку к «основным ценностям профессии», что необходимо рассматривать как отсылку к национальному законодательству, в представляемом контексте — к КПЭА.

Как указал Европейский суд по правам человека в решении по делу Касадо Кока против Испании (Casado Coca v.s. Spain) от 24.02.1994 г., реклама является одним из способов сообщить о свойствах предлагаемых товаров и услуг. Тем не менее, в некоторых случаях она может быть подвергнута ограничениям, в особенности для того, чтобы предотвратить недобросовестную конкуренцию или появление недостоверной либо вводящей в заблуждение рекламы. В определенных условиях публикация даже объективной, правдивой рекламы может быть ограничена для того, чтобы обеспечить уважение прав других лиц или в связи с особыми обстоятельствами определенных видов деятельности и профессиональных занятий.

По мнению ЕСПЧ, «…следует принимать во внимание особый характер адвокатской профессии; в своем качестве слуг правосудия адвокаты пользуются исключительным правом участия в суде и иммунитетом от судебного преследования за свои выступления в зале суда; их поведение должно быть поэтому скромным, честным и достойным. Ограничения на рекламу традиционно оправдывались ссылкой на эти особые черты».

В соответствии со ст. 17 КПЭА, информация об адвокате и адвокатском образовании допустима, если она не содержит:

1) оценочных характеристик адвоката;

2) отзывов других лиц о работе адвоката;

3) сравнений с другими адвокатами и критики других адвокатов;

4) заявлений, намеков, двусмысленностей, которые могут ввести в заблуждение потенциальных доверителей или вызывать у них безосновательные надежды.

В Рекомендациях по взаимодействию со СМИ (утв. Советом ФПА РФ от 21.06.2010 г.) установлен прямой запрет на использование средств массовой информации в рекламных целях. В частности, адвокатам следует воздерживаться от размещения информации о себе на платной основе, независимо от того связана ли такая информация с его профессиональной деятельностью или нет. Исключение составляют случаи размещения справочной информации (п. 7.1); информирование о деятельности адвоката и организации, в которой он состоит, допускается в справочных и информационных изданиях, на официальных интернет-сайтах. Она должна содержать указание на фамилию, имя и отчество адвоката, наименование адвокатского образования, в котором он состоит, реестровый номер и наименование адвокатской палаты. Распространение анонимной информации об адвокате не допускается (п. 7.2); при характеристике адвокатов и адвокатских образований, их услуг и достижений следует избегать сравнений с другими адвокатами и адвокатскими образованиями (в том числе с использованием сравнительной и превосходной степени прилагательных и наречий лучший, лучше, самый хороший) и негативных оценок их деятельности, воздерживаться от упоминаний об опыте прежней работы в правоохранительных ведомствах (п. 7.3).

Оценивая представленный скриншот главной страницы сайта адвоката Б. в сети «Интернет», Комиссия отмечает, что адвокат позиционирует себя как «ваш надёжный адвокат по уголовным делам», но при этом адвокат не сообщает наименование адвокатского образования, в котором она состоит, реестровый номер и наименование адвокатской палаты.

Значение слова «надёжный» определяется как «внушающий доверие, верный, прочный» (см.Ожегов С.И. Словарь русского языка. Под ред. Н.Ю. Шведовой /М. 1984. С. 331), «внушающий доверие, такой на которого можно положиться» (Д.Н. Ушаков. Толковый словарь русского языка»https:gufo.me/dict/ushakov, Ефремова Т.В. «Новый словарь русского языка. Толково-образовательный»https: www.tfremova.info. Дата доступа 23.07.2018 г.)

Однако, при этом размещённую адвокатом на сайте в сети «Интернет» информацию нельзя признать достоверной. Так, адвокат сообщает «более 15 лет успешной практики». Очевидно, что в сочетании с указанием «ваш надёжный адвокат по уголовным делам», это позволяет предположить наличие успешной 15-летней практики именно по уголовным делам. Вместе с тем, согласно данным Кадровой службы АПМО, статус адвоката получен Б. 19.10.2011 г. и до этой даты она не могла осуществлять защиту по уголовным делам. Поэтому при таких обстоятельствах рассматриваемая информация является недостоверной и вводит доверителей в заблуждение.

Далее адвокат сообщает о «97,5% выигранных дел». Комиссия считает, что данная информация не свидетельствует о положительном профессиональном опыте и, помимо вопроса о том, каким образом можно «выиграть полдела», является скрытым сравнением с деятельностью других адвокатов, у которых «процент» выигранных дел значительно ниже, оценочной характеристикой адвоката и скрытым обещанием благополучного результата.

Комиссия считает необходимым отметить, что на момент рассмотрения дисциплинарного производства информация о «97,5% выигранных дел» была удалена адвокатом самостоятельно.

Довод адвоката о том, что подобного рода информация об адвокатах широко распространена в сети «Интернет» Комиссия считает несостоятельным. Наличие такого подхода в информировании потенциальных доверителей отнюдь не свидетельствует о его правильности.

На основании изложенного, оценив представленные доказательства, Комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Б. нарушения п.п. 6 п. 1 ст. 9, п. 1 ст. 17 КПЭА.

15. В рамках первого свидания с подозреваемым, обвиняемым адвокату следует выяснить наличие обстоятельств, препятствующих принятию поручения на защиту или исключающих участие данного адвоката в производстве по уголовному делу. В частности, при участии в деле защитника по соглашению, адвокат по назначению обязан проверить наличие мотивированного постановления, обосновывающего необходимость его вступления в дело, и данные о надлежащем, в сроки установленные законом, уведомлении о следственном действии адвоката по соглашению. В случае отказа подзащитного от подписания протокола следственного действия адвокат обязан выяснить мотивы такого отказа и принять необходимые меры, направленные на защиту прав и законных интересов подзащитного. Неисполнение указанной обязанности является дисциплинарным проступком.

08.08.2018 г. в АПМО поступила жалоба представителя доверителя В. адвоката Н. в отношении адвоката А., в которой сообщается, что 28.03.2018 г. В. был задержан. Следователь уведомила адвоката Н. о необходимости явки 28.03 к 13.00, на что тот сообщил, что по состоянию здоровья может явиться только к 17.00. Однако, следователь пригласила в порядке ст. 51 УПК РФ адвоката А., подзащитному было предъявлено обвинение, от подписи процессуальных документов он отказался, указав в постановлении, что у него заключено соглашение с адвокатом, а адвокат А. подписал протоколы следственных действий и не внёс никаких замечаний. В тот же день В. была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Представитель заявителя считает, что адвокат выступил в качестве защитника-дублёра.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— ордера адвоката А. от 28.03.2018 г.;

— постановления о привлечении в качестве обвиняемого от 28.03.2018 г. (имеется запись о том, что обвиняемый от подписи отказался в связи с отсутствием адвоката по соглашению);

— протокола допроса обвиняемого от 28.03.2018 г. (есть запись об отказе от участия в следственных действиях и подписи в связи с отсутствием адвоката по соглашению).

В заседании Комиссии адвокат Н. поддержал доводы жалобы.

Рассмотрев доводы жалобы и изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

28.03.2018 г. адвокат, в порядке ст. 51 УПК РФ, принимал участие в защите В. при проведении следственных действий. При этом, у В. было заключено соглашение с адвокатом Н. Отсутствие адвоката по соглашению при предъявлении обвинения и допросе в качестве обвиняемого послужило основанием для отказа В. от подписи постановления о привлечении в качестве обвиняемого и протокола допроса в качестве обвиняемого, что подтверждается представленными Комиссии копиями постановления о привлечении в качестве обвиняемого от 28.03.2018 г. и протокола допроса в качестве обвиняемого от 28.03.2018 г.

Согласно п.п. «а» п. 4, п. 11 Стандарта осуществления адвокатом защиты в уголовном судопроизводстве (принят VIII Всероссийским съездом адвокатов 20.04.2017 г.), в рамках первого свидания с подозреваемым, обвиняемым адвокату следует выяснить наличие обстоятельств, препятствующих принятию поручения на защиту или исключающих участие данного адвоката в производстве по уголовному делу. В случае отказа подзащитного от подписания протокола следственного действия адвокат обязан выяснить мотивы такого отказа и принять необходимые меры, направленные на защиту прав и законных интересов подзащитного.

Комиссия считает, что данная обязанность адвокатом не исполнена. Такой вывод основан на том, что в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого и протоколе допроса обвиняемого от 28.03.2018 г. подзащитный чётко указал причину отказа от подписи процессуальных документов. Однако, адвокат никаких ходатайств по данному вопросу не сделал, мер по защите прав своего доверителя не предпринял. Подобное поведение не может рассматриваться в качестве честного, разумного, добросовестного и активного отстаивания прав своего доверителя.

Кроме того, в Решении Совета ФПА РФ от 27.09.2013 г. «О двойной защите (защитниках-дублёрах)» (прот. № 1), Совет ФПА РФ разъяснил, что адвокат в соответствии с правилами профессиональной этики не вправе принимать поручение на защиту против воли подсудимого и навязывать ему свою помощь в суде в качестве защитника по назначению, если в процессе участвует защитник, осуществляющий свои полномочия по соглашению с доверителем. Отказ подсудимого от защитника-дублера в данной ситуации является обоснованным и исключающим вступление адвоката в дело в качестве защитника по назначению. Совет ФПА РФ указал, что исполнение адвокатом роли «дублера» следует рассматривать в качестве дисциплинарного проступка, влекущего дисциплинарную ответственность вплоть до прекращения статуса.

Комиссия считает установленным, что адвокат А. не предпринял никаких мер по выяснению обстоятельств надлежащего извещения защитника по соглашению, принял поручение на защиту В. в качестве защитника-дублёра.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката А. нарушения п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 Кодекса профессиональной этики адвоката, и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем В.

16. Рассматривая доводы жалобы о ненадлежащем качестве оказания юридической помощи, Комиссия, прежде всего, отмечает, что при различии позиций доверителя, заключившего соглашение об оказании юридической помощи и доверителя, которому оказывается юридическая помощь по этому соглашению, приоритет отдаётся последнему, поэтому претензии по качеству работы адвоката вправе предъявлять только подзащитный. Однако, доверитель, заключивший соглашение в пользу другого лица, вправе предъявить претензии о надлежащем оформлении адвокатом договорных отношений.

22.08.2018 г. в АПМО поступила жалоба С. в отношении адвоката Я., в которой заявитель сообщает, что адвокату было выплачено 30 000 рублей за оказание юридической помощи задержанному супругу заявителя С-ву. Письменного соглашения заявитель с адвокатом не заключала. В ордере адвокат указала, что защищает С-ва. в порядке ст. 51 УПК РФ. Адвокат никаких действий по защите не предпринимала, на направленное ей смс-сообщение о возврате денежных средств не ответила.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— скриншота смс-сообщения адвокату о возврате 30 000 рублей от 07.06.2018 г.;

— заявления С. с просьбой о предоставлении расширенной выписки по банковской карте от 06.02.2018 г.;

— отчёта по счёту карты за период с 07.07 по 06.08.2017 г., согласно которого 21.07.2017 г. Я. были сделаны два перевода на 5 000 рублей и 25 000 рублей.

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых она не согласилась с доводами жалобы, пояснив, что 11.07.2018 г. она приняла поручение на защиту С-ва. в порядке ст. 51 УПК РФ. Через некоторое время к ней обратилась заявитель и выразила желание заключить соглашение на защиту супруга. Заявитель находилась в Н-ской области, сообщила, что подпишет соглашение как только приедет, а деньги в размере 30 000 рублей были перечислены на банковскую карту адвоката, после чего адвокат сдала их в кассу филиала. Впоследствии заявитель приезжала в г. В-нск, когда рассматривался вопрос о продлении меры пресечения в виде заключения под стражу, но письменное соглашение так и не подписала, поскольку всегда торопилась. Адвокат считает проступком, что так и не оформила письменного соглашения с заявителем. В январе 2018 г. заявитель попросила адвоката найти лжесвидетелей, которые дали бы показания против потерпевшей. Впоследствии адвокат узнала, что заявитель заключила соглашение с другим адвокатом, который пообещал добиться оправдания С-ва., но от её услуг не отказывалась. Адвокат указывает, что не допускала каких-либо нарушений при осуществлении защиты, а жалоба инициирована новым адвокатом по соглашению.

К письменным объяснениям адвоката приложена копия соглашения об оказании юридической помощи и копия квитанции к приходному кассовому ордеру от 24.09.2018 г.

Рассмотрев доводы жалобы и письменных объяснений, изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

11.07.2018 г. адвокат приняла поручение на защиту С-ва. в порядке ст. 51 УПК РФ. Впоследствии к адвокату обратилась заявитель и адвокат, на основании устного соглашения, осуществляла защиту С-ва. Заявитель выплатила адвокату вознаграждение в размере 30 000 рублей. Данные денежные средства были переведены адвокату на банковскую карту.

Рассматривая доводы жалобы о ненадлежащем качестве оказания юридической помощи, Комиссия, прежде всего, отмечает, что при конкуренции позиции доверителя, заключившего соглашение об оказании юридической помощи и доверителя, которому оказывается юридическая помощь по этому соглашению, приоритет отдаётся последнему, поэтому претензии по качеству работы адвоката вправе предъявлять только подзащитный.

Заявитель подтверждает в жалобе, что ей юридическая помощь не оказывалась. В свою очередь, С-в. с жалобой в отношении адвоката Я. не обращался.

Однако, доверитель, заключивший соглашение, которому юридическая помощь не оказывалась, вправе предъявить претензии о надлежащем оформлении адвокатом договорных отношений.

В соответствии с п.п. 1 и 2 ст. 25 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокатская деятельность осуществляется на основе соглашения между адвокатом и доверителем, которое представляет собой гражданско-правовой договор, заключаемый в простой письменной форме между доверителем и адвокатом (адвокатами), на оказание юридической помощи самому доверителю или назначенному им лицу.

Данное требование является обязательным для исполнения при оказании адвокатом любой юридической помощи и не имеет каких-либо исключений. По рассматриваемому дисциплинарному производству адвокат не отрицает факт отсутствия письменного соглашения на оказание юридической помощи С-ва.

Кроме того, в силу п. 6 ст. 25 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», вознаграждение, выплачиваемое адвокату доверителем, и (или) компенсация адвокату расходов, связанных с исполнением поручения, подлежат обязательному внесению в кассу соответствующего адвокатского образования либо перечислению на расчетный счет адвокатского образования в порядке и сроки, которые предусмотрены соглашением.

По рассматриваемому дисциплинарному производству адвокат не отрицает, что денежные средства в качестве вознаграждения за защиту С-ва. были переведены ей на личную банковскую карту. В такой ситуации адвокат, действуя по поручению и в интересах доверителя, обязан внести денежные средства в кассу адвокатского образования, оформить приходный кассовый ордер и (или) квитанцию к нему, которые в обязательном порядке должны быть переданы доверителю.

Адвокатом представлена копия квитанции приходного кассового ордера, подтверждающая внесение денежных средств в кассу адвокатского образования. Однако, указанная квитанция датирована 24.09.2018 г. Таким образом, адвокат исполнила обязанность по надлежащему оформлению финансовых отношений с заявителем только после возбуждения дисциплинарного производства, за один день до рассмотрения жалобы. Также Комиссия отмечает, что адвокатом представлена копия квитанции к приходному кассовому ордеру, которая должна передаваться доверителю.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Я. нарушения п.п. 1 п. 1 ст. 7, п. 2 и п. 6 ст. 25 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем С.

17. Недопустимость действий против законных интересов доверителя является одним из первичных постулатов, основой профессиональной деятельности адвоката. Доверитель не может быть «бывшим». Оказав заявителю юридическую помощь, адвокат становится носителем сведений, составляющих предмет адвокатской тайны, срок хранения которой не ограничен во времени.

02.08.2018 г. в АПМО поступила жалоба генерального директора ООО «УС» Б. в отношении адвоката С., в которой указывается, что адвокат на основании соглашения об оказании юридической помощи, а также на основании дополнительных соглашений, оказывал устные и письменные консультационные услуги компании заявителя, а также производил юридическое сопровождение ряда гражданско-правовых договоров, в частности, договора генерального подряда на строительство многофункционального комплекса по адресу.

По утверждению заявителя, адвокат ненадлежащим образом исполнял свои профессиональные обязанности, а именно: в Арбитражном суде города Москвы по делу № осуществлял представительство интересов процессуального оппонента заявителя: ООО «ПЛ» (ответчика) против ООО «УС» (истца); использовал сведения конфиденциального характера, относящихся в адвокатской тайне, вопреки интересам ООО «УС» путем оказания юридической помощи процессуальному оппоненту в судебном споре.

В жалобе заявитель ставит вопрос о возбуждении в отношении адвоката С. дисциплинарного производства.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— соглашения об оказании юридической помощи № 24/06/14 от 24.06.2014;

— дополнительных соглашений №1, №2, №3, №4, №5 к соглашению от 24.06.2014;

— актов об исполнении обязательств по соглашению №1, №2, №3, №4, №5.

— встречного искового заявления, подписанного представителем ООО «ПЛ» адвокатом С.;

— доверенности ООО «ПЛ» на адвоката С. на представление интересов в суде.

Адвокат С. предоставил к заседанию комиссии письменные объяснения, согласно которым им не были нарушены нормы законодательства об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ, а также КПЭА. По мнению адвоката, отсутствует конфликт интересов при принятии поручения от третьего лица в споре против заявителя. В данном случае адвокат принял поручение от ООО «ПЛ» в споре против заявителя исходя из того, что прежнее поручение заявителя исполнено адвокатом в полном объеме, спор по нему отсутствует; участие адвоката в новом споре ничем не связано с предыдущим поручением, не может отразиться на интересах прежнего и нового доверителя ввиду отсутствия объективной возможности нарушения адвокатской тайны. Предмет спора между ООО «ПЛ» и заявителем не имеет ни юридической, ни фактической связи с предметом ранее оказанной заявителю юридической помощи. В 2018 году адвокат С. не был связан обязательством по оказанию юридической помощи заявителю с учетом того, что заявитель является юридическим лицом и отсутствует возможность разглашения адвокатской тайны, вправе был принять поручение от третьего лица даже если его интересы и противоречили интересам заявителя. Принятое поручение от ООО «ПЛ» на представление его интересов в арбитражном разбирательстве по иску заявителя не носит заведомо незаконный характер.

Рассмотрев доводы жалобы и письменных объяснений, заслушав адвоката, и изучив представленные документы, комиссия приходит к следующим выводам.

Комиссией установлено, что 24.06.2014 года между адвокатом и заявителем было заключено соглашение об оказании юридической помощи, по которому адвокат принял на себя обязательство давать устные и письменные консультации, справки по правовым вопросам, проводить правовую экспертизу и юридическое сопровождение сделок заявителя с третьими лицами, участвовать в качестве представителя при заключении сделок и в переговорах с третьими лицами, составлять заявления, жалобы, ходатайства и другие документы правового характера, участвовать в качестве представителя на всех стадиях уголовного производства, на всех стадиях гражданского и арбитражного производства, представлять интересы по делам об административных правонарушениях, а также осуществлять иные действия, предусмотренные условиями соглашения об оказании юридической помощи.

Впоследствии стороны заключили ряд дополнительных соглашений, по которым адвокат принимал на себя обязанности по юридическому сопровождению различных сделок заявителя.

21.05.2018 года ООО «УС» обратилось в Арбитражный суд города Москвы с иском к ООО «ПЛ» о признании недействительным договора оказания услуг. В рамках производства по данному делу ООО «ПЛ» подало встречный иск о взыскании денежных средств в рамках обязательств по данным договорам. Интересы ООО «ПЛ» представлял адвокат С.

Согласно п. 1 ст. 9 КПЭА, адвокат не вправе действовать вопреки законным интересам заявителя.

Недопустимость действий против законных интересов доверителя является одним из первичных постулатов, основой профессиональной деятельности адвоката.

Данные ограничения следует понимать в том смысле, что «особо тесный, доверительный характер отношений между адвокатом и клиентом создает своеобразный нравственный микроклимат, который накладывает отпечаток и на все последующие контакты между ними», «поэтому даже спустя длительное время после окончания процесса адвокат не может превратиться в процессуального противника бывшего клиента по другому делу и вести его против интересов своего прежнего доверителя» (см. Ватман Д.П. Адвокатская этика (нравственные основы судебного представительства по гражданским делам). М.: Юрид. лит. 1977. С. 9, 10).

Вопреки вышеуказанным нормам адвокат С. первоначально оказывал юридическую помощь заявителю, а впоследствии – лицу, интересы которого прямо противоречили интересам заявителя.

Адвокат не принял во внимание, что оказав заявителю юридическую помощь, адвокат стал носителем сведений, составляющих предмет адвокатской тайны, срок хранения которой не ограничен во времени.

Согласно п. 1 ст. 8 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 3 ст. 6 КПЭА адвокатской тайной являются любые сведения, связанные с оказанием адвокатом юридической помощи своему доверителю.

В силу п.п. 2 — 4 ст. 6 КПЭА, соблюдение профессиональной тайны является безусловным приоритетом деятельности адвоката. Согласие доверителя на прекращение действия адвокатской тайны должно быть выражено в письменной форме в присутствии адвоката в условиях, исключающих воздействие на доверителя со стороны адвоката и третьих лиц. Без согласия доверителя адвокат вправе использовать сообщенные ему доверителем сведения в объеме, который адвокат считает разумно необходимым для обоснования своей позиции при рассмотрении гражданского спора между ним и доверителем или для своей защиты по возбужденному против него дисциплинарному производству или уголовному делу.

Предание адвокатом таких сведений огласке без письменного согласия доверителя, при отсутствии условий, указанных в п. 3 ст. 6 КПЭА, недопустимо ни при каких обстоятельствах и является тяжким дисциплинарным проступком.

Исходя из обстоятельств дела, а также материалов дисциплинарного производства комиссия приходит к выводу о том, что действия адвоката С. повлекли разглашение профессиональной тайны, а именно сведений, которые стали известны адвокату при оказании юридической помощи доверителю ООО «УС».

Доводы адвоката С. о том, что его участие в новом споре ничем не связано с предыдущим поручением, не может отразиться на интересах прежнего и нового доверителя и не может привести к разглашению адвокатской тайны, опровергаются материалами дисциплинарного производства.

Согласно п. 2 ст. 5 КПЭА адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре.

Комиссия считает, что изложенные действия адвоката С. являются недобросовестными, и подрывают доверие к нему как к адвокату, в частности, и к институту адвокатуры в целом.

Иные доводы жалобы доверителя не находят подтверждения в материалах рассматриваемого дисциплинарного производства.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката С. нарушений пп. 2 п. 4 ст. 6, п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 2 ст. 5, п. 2-4 ст. 6, п. 1 ст. 8, п. 1 ст. 9 КПЭА, и ненадлежащем исполнении своих профессиональных обязанностей перед доверителем ООО «УС».

КПЭА не содержит обязанности адвоката обжаловать решение суда по административному делу о недобровольной госпитализации. Однако, в ситуации, когда речь идёт о сущностном лишении доверителя физической свободы, который при этом изначально против этого возражает, активное, разумное, добросовестное и принципиальное исполнение адвокатом своих обязанностей, предполагает необходимость подачи им апелляционной жалобы на решение суда.

17.09.2018 г. в АПМО поступила жалоба Б. в отношении адвоката Н., в которой сообщается, что 20.08.2018 г. решением С-кого районного суда г. Москвы заявитель был в недобровольном порядке госпитализирован в психиатрический стационар. Адвокат выступал в качестве представителя заявителя. При этом адвокат не встречался с заявителем, не выяснял его отношения к госпитализации, ордер адвоката в деле отсутствует. Заявитель сообщает, что он не участвовал в судебном заседании, хотя в деле имеется обратная информация. Адвокат не обратил внимания, что в определении о назначении дела к судебному разбирательству в качестве госпитализируемого лица указан не заявитель, а К. Судебное заседание было назначено на 16.25 ч. Однако в день судебного заседания суд изменил время на 15.00 ч. не сообщив об этом заявителю.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— решения С-кого районного суда г. Москвы от 20.08.2018 г.;

— протокола судебного заседания от 20.08.2018 г.;

— определения о назначении дела к судебному разбирательству от 20.08.2018 г.;

— определения о принятии заявления к производству от 18.08.2018 г.

В заседании Комиссии заявитель поддержал доводы жалобы, на вопросы членов Комиссии пояснил, что он был госпитализирован в психиатрический стационар и позднее узнал, что суд проходил без его участия. Полагает, что госпитализация ему не требовалась. Решение суда ему не вручалось, апелляционная жалоба была подана, но оставлена без рассмотрения.

Адвокат в заседании Комиссии не согласился с доводами жалобы, сообщил, что заявитель присутствовал в заседании суда, решение суда ни он, ни его родственники не просили обжаловать. Заявитель утверждал, что здоров и не нуждается в госпитализации, но суд с ним не согласился. Адвокат участвовал в деле в порядке ст. 54 КАС РФ, насколько ему известно Б. был отпущен из лечебного учреждения через два дня.

Рассмотрев доводы жалобы, заслушав стороны и изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

20.08.2018 г. адвокат в порядке ст. 54 КАС РФ представлял интересы заявителя в суде при рассмотрении административного искового заявления о недобровольной госпитализации Б. в психиатрический стационар.

В силу п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 Кодекса профессиональной этики адвоката (далее – КПЭА), адвокат обязан честно, разумно, добросовестно и активно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательством РФ средствами, а также честно, разумно, добросовестно, квалифицированно, принципиально и своевременно исполнять свои обязанности.

Согласно решения С-кого суда г. Москвы от 20.08.2018 г. заявитель присутствовал в судебном заседании, однако в силу своего состояния здоровья пояснений по вопросу госпитализации дать не смог. Однако, в протоколе судебного заседания от 20.08.2018 г. отражено, что заявитель возражал против удовлетворения административного искового заявления, считал, что не нуждается в госпитализации. Адвокат в судебном просил отказать в удовлетворении административного искового заявления.

Таким образом, довод жалобы о том, что заявитель не участвовал в судебном заседании не находит своего подтверждения.

Согласно протокола от 20.08.2018 г. судебное заседание было открыто в 15.00 ч. Аналогичные сведения содержатся в определении суда о назначении дела к судебному разбирательству. Вместе с тем, в определении о принятии административного искового заявления к рассмотрению от 18.08.2018 г. указано иное время – 16ч.25мин. Кроме того, в определении о назначении дела к судебному разбирательству действительно отсутствует фамилия заявителя, указан некто К.

Комиссия считает, что при подобных разночтениях активная, разумная и добросовестная защита адвокатом интересов своего доверителя предполагает необходимость выяснения в судебном заседании как причин такого разночтения, так и возможного негативного влияния на права Б. Однако, адвокат не предпринял никаких действий по разрешению указанных вопросов, что указывает на формальных подход к защите прав Б.

Далее Комиссия отмечает, что Конституционный суд РФ в своём Определении от 05.03.2009 г. № 544-О-П отметил следующее: «Будучи госпитализированным в психиатрический стационар в недобровольном порядке, лицо принудительно пребывает в ограниченном пространстве, изолировано от общества и семьи, не может выполнять свои служебные обязанности и не в состоянии свободно передвигаться и общаться с неограниченным кругом лиц. Европейский Суд по правам человека относит перечисленные условия к сущностным признакам лишения человека физической свободы (Постановления от 1 июля 1961 года по делу «Лоулесс (Lawless) против Ирландии», от 6 ноября 1980 года по делу «Гуццарди (Guzzardi) против Италии», от 28 октября 1994 года по делу «Мюррей (Murray) против Соединенного Королевства», от 24 ноября 1994 года по делу «Кеммаш (Kemmache) против Франции»)».

18. КПЭА не содержит обязанности адвоката обжаловать решение суда по административному делу о недобровольной госпитализации. Однако, в ситуации, когда речь идёт о сущностном лишении доверителя физической свободы, который при этом изначально против этого возражает, активное, разумное, добросовестное и принципиальное исполнение адвокатом своих обязанностей, предполагает необходимость подачи им апелляционной жалобы на решение суда.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Н. нарушения п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем Б.

19. Защита по уголовному делу не может быть сведена к излишней формализации процесса, когда адвокат должен письменно разъяснять своему доверителю каждое из его процессуальных прав, письменно согласовывать тактику защиты и т.п. Это не предусмотрено и Стандартом осуществления адвокатом защиты в уголовном судопроизводстве (принят VIII Всероссийским съездом адвокатов 20.04.2017 г.) Безусловно, по сложившейся практике адвокат должен был по просьбе заявителя обжаловать постановление суда об избрании в отношении него меры пресечения. Однако, нельзя считать, что исполнение адвокатом этой обязанности должно сводиться к жалобе ради самой жалобы.

19.09.2018 г. в АПМО поступила жалоба И. в отношении адвоката М. в которой сообщается, что 19.08.2017 г. адвокат осуществляла защиту заявителя в порядке ст. 51 УПК РФ, адвокат не беседовала с заявителем, не заявляла ходатайств в защиту И., не поинтересовалась откуда у него телесные повреждения, приняла поручение с нарушением 24-часового срока, установленного ст. 50 УПК РФ. 21.08.2017 г. адвокат защищала заявителя в суде при рассмотрении вопроса об избрании меры пресечения, постановление суда не обжаловала.

К жалобе заявителем приложены светокопии протоколов процессуальных действий:

— постановления о назначении защитника от 19.08.2017 г.;

— ордера адвоката № 098029 от 19.08.2017 г. на защиту заявителя в порядке ст. 51 УПК РФ;

— протокола задержания подозреваемого И. от 19.08.2017 г.;

— протокола допроса подозреваемого И. от 19.08.2017 г.;

— протокола выемки от 21.08.2017 г.;

— постановления Ш-кого городского суда МО от 21.08.2017 г.

В заседании Комиссии представитель заявителя поддержал доводы жалобы, дополнительно пояснив, что адвокат М. формально отнеслась к исполнению своих обязанностей, в результате чего заявитель признался в совершении преступления, что в настоящее время не находит своего подтверждения. Телесные повреждения заявитель зафиксировал 22.08.2017 г., а экспертиза была проведена 23.08.2017 г.

По ходатайству представителя заявителя к материалам дисциплинарного производства приобщена светокопия заключения эксперта № 209 от 23.08.2017 г.

Адвокатом представлены письменные объяснения, из которых следует, что осуществляла защиту заявителя в порядке ст. 51 УПК РФ в период с 19.08.2017 г. по 17.10.2017 г., в дальнейшем его защиту последовательно осуществляли несколько адвокатов по соглашению. Адвокат интересовалась у заявителя о наличии телесных повреждений, на что тот ответил, что они были получены ранее и не связаны с уголовным преследованием. Заявителю вслух зачитывались его права, он не отказался от беседы с адвокатом, но от защитника по назначению не отказывался. В судебном заседании 21.08.2017 г. адвокат поддержала позицию заявителя, что подтверждается протоколом судебного заседания, после судебного заседания беседовала с ним и он отказался от обжалования избранной меры пресечения.

К письменным объяснениям адвоката приложены светокопии процессуальных документов, аналогичные представленным заявителем, а также протокол явки заявителя с повинной от 19.08.2017 г.; протокол допроса обвиняемого И. от 25.08.2017 г.; объяснения И. от 19.08.2017 г.

Рассмотрев доводы жалобы и письменных объяснений, заслушав представителя заявителя и изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат М. осуществляла защиту заявителя И. в порядке ст. 51 УПК РФ в период с 19.08.2017 г. по 17.10.2017 г.

В соответствии с п. 1 ст. 23, п.п. 7 п. 2 ст. 20 КПЭА, разбирательство в квалификационной комиссии адвокатской палаты субъекта РФ осуществляется устно, на основе принципов состязательности и равенства участников дисциплинарного производства. Данная норма предполагает, что стороны дисциплинарного производства вправе и обязаны подтвердить доводы, изложенные в обращении и объяснениях, надлежащими, достоверными и непротиворечивыми доказательствами. Жалоба в отношении адвоката должна содержать доказательства, подтверждающие обстоятельства, на которых заявитель основывает свои требования.

Заявителем не представлено доказательств доводов, изложенных в жалобе. Напротив, как следует из представленных адвокатом светокопий процессуальных документов, И. 19.08.2017 г. добровольно заявил о совершении преступления и дал объяснения по инкриминируемому деянию. Впоследствии он подтвердил свои показания в ходе его допроса в качестве подозреваемого 19.08.2017 г. и обвиняемого 25.08.2017 г. При этом, ни в одном из представленных Комиссии протоколов следственных действий заявитель не отказывался от защитника М., не приносил жалоб и замечаний на её действия. Никаких жалоб не поступило и после того, как адвокат не обжаловала постановление Ш-кого городского суда МО от 21.08.2017 г. об избрании в отношении заявителя меры пресечения в виде заключения под стражу.

Комиссия считает, что защита по уголовному делу не может быть сведена к излишней формализации процесса, когда адвокат должен письменно разъяснять своему доверителю каждое из его процессуальных прав, письменно согласовывать тактику защиты и т.п. Это не предусмотрено и Стандартом осуществления адвокатом защиты в уголовном судопроизводстве (принят VIII Всероссийским съездом адвокатов 20.04.2017 г.) Безусловно, по сложившейся практике адвокат должна была по просьбе заявителя обжаловать постановление суда об избрании в отношении него меры пресечения. Однако, нельзя считать, что исполнение адвокатом этой обязанности должно сводиться к жалобе ради жалобы. Получение письменного отказа от обжалования КПЭА предусматривает только для приговора суда (п. 4 ст. 13). Как следует из объяснений адвоката и это не опровергается заявителем, она разъяснила И. отсутствие оснований для подачи жалобы и он с этим согласился.

Кроме того, здесь Комиссия считает необходимым учитывать, что о якобы имевшем место нарушении 24-часового срока, предусмотренного ст. 50 УПК РФ, как и о других нарушениях, включая отсутствие жалобы на постановление суда об избрании меры пресечения, И. заявил только спустя 14 месяцев после совершения предполагаемых нарушений адвокатом и уже после того как его защиту стали осуществлять адвокаты по соглашению.

Представленная представителем заявителя светокопия заключения эксперта от 23.08.2017 г. содержит вывод о том, что перечисленные в заключении телесные повреждения заявителя образовались около 5-7 дней до момента освидетельствования. Данный вывод не противоречит объяснениям адвоката о том, что заявитель сообщил ей, что данные повреждения не связаны с осуществлением в отношении него уголовного преследования. При этом сама экспертиза проводилась на основании постановления того же следователя, в производстве которого находилось уголовное дело по обвинению заявителя.

Далее Комиссия отмечает, что общепринятым подходом является требование к заявителю, обвиняющего адвоката в бездействии, точно и полно, со ссылками на материалы дела, обосновывать необходимость заявления тех или иных ходатайств, т.к. количество последних само по себе не может свидетельствовать о том, что адвокат при осуществлении защиты проявил недопустимую пассивность — в адвокатской практике описывается множество примеров, когда заявление определённого ходатайства нецелесообразно, поскольку это может впоследствии навредить подзащитному.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия приходит к выводу о необходимости прекращения дисциплинарного производства в отношении адвоката М. вследствие отсутствия в её действиях нарушения законодательства об адвокатской деятельности и КПЭА и надлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем И.

20. Высказываниям адвоката в сети «Интернет» должны быть чужды правовой нигилизм, любой вид агрессии, розни и нетерпимости. Наличие статуса закрытой группы не умаляет данного требования.

17.10.2018 г. в АПМО поступило представление 1-го Вице-президента АПМО в отношении адвоката Ч., в котором сообщается, что адвокат нарушил п. 1 ст. 4, абз. 2 ст. 8 Кодекса профессиональной этики адвоката, а также Правила поведения адвокатов в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, принятые Советом ФПА РФ 28.09.2016 г. (прот. № 7), допустив оскорбительные высказывания.

К представлению приложена жалоба ООО «ЖК» и скриншоты переписки адвоката в сети Интернет, где адвокат употребляет следующие выражения: «Нет у меня стыда и совести. У меня, к сожалению вашему, есть клиенты», «Так вот мне на вас с большой колокольни нас..ть», «Я буду вас в судах драть как сидоровых коз», «Возникают такие же ники и ведут себя как «хабалки» с колхозного рынка», «… ты не чувствовать себя должен, ты, скотина, обязан быть им», «Положить большой х.р на пожелания Администрации…».

Адвокатом представлен письменный отзыв О. на жалобу, в котором они поясняют, что являются дольщиками ООО «ЖК», в отношении которого введена процедура наблюдения, 30.10.2018 г. они заключили соглашение с адвокатом, который является грамотным специалистом. Дольщиками в сети «Интернет» создана закрытая группа, в которой адвокат консультирует своих доверителей. Включение в эту группу осуществляется только по представлению договора долевого участия в строительстве. Руководство ООО «ЖК» ведёт дискредитацию дольщиков на различный сайтах в сети «Интернет», слов «колхозная хабалка» адвокат в своей речи не употреблял.

К отзыву О. приложены скриншоты консультаций адвоката и определение арбитражного суда К-ского края о введении процедуры внешнего управления в отношении ООО «ЖК».

Аналогичный письменный отзыв поступил от 18 дольщиков ООО «ЖК», а также от дольщиков Л. и А.

В заседании Комиссии адвокат не согласился с доводами представления и не отрицая своего авторства вышеуказанных фраз, пояснил, что приложенные скриншоты вырваны из беседы с неизвестными лицами. Дольщики ООО «ЖК» совместно с адвокатом создали в социальной сети ВКонтакте закрытую группу, в неё вошло 45 человек и, хотя войти в эту группу могут только дольщики, там появляются фейковые лица. Сказанное адвокатом относится только к этим фейковым участникам.

Рассмотрев доводы представления, заслушав адвоката и изучив прилагаемые документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

Адвокат не отрицает своего авторства сообщений в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет» в социальной сети ВКонтакте в закрытой группе ООО «ЖК», которым он оказывает юридическую помощь. Поэтому Комиссия считает возможным перейти к непосредственной оценке этих содержания сообщений.

В силу п.п. 4 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокат обязан соблюдать кодекс профессиональной этики адвоката и исполнять решения органов адвокатской палаты субъекта РФ, Федеральной палаты адвокатов РФ, принятые в пределах их компетенции.

Правила и требования профессиональной этики, возлагающие на адвоката обязанности при всех обстоятельствах сохранять достоинство и не допускать никаких действий, направленных к подрыву доверия и умалению авторитета адвокатуры, включая правила, относящиеся к публичному поведению адвокатов, являются основополагающими правилами профессионального поведения, отражающими саму суть адвокатской профессии, устоев и традиций адвокатуры. К числу этих требований и правил, в частности, относятся следующие предписания Кодекса профессиональной этики адвоката (далее – КПЭА):

«Адвокаты при всех обстоятельствах должны сохранять честь и достоинство, присущие их профессии» (п. 1 ст. 4);

«Адвокат должен избегать действий, направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре» (п. 2 ст. 5);

«При осуществлении профессиональной деятельности адвокат обязан уважать права, честь и достоинство лиц, обратившихся к нему за оказанием юридической помощи, доверителей, коллег и других лиц, придерживаться манеры поведения и стиля одежды, соответствующих деловому общению» (абз. 2 ст. 8);

а также следующие предписания «Правил поведения адвокатов в информационно-телекоммуникационной сети Интернет», утверждённых 28.09.2016 г. Советом ФПА РФ (прот. № 7):

«Принадлежность к адвокатскому сообществу как институту гражданского общества предполагает наличие у членов этого сообщества активной гражданской позиции, выражаемой ими, в том числе, публично как по правовым, так и по иным социально значимым проблемам. Проявление этой позиции должно осуществляться с неукоснительным соблюдением принципов профессионального поведения адвокатов и традиций российской адвокатуры, способствовать укреплению доверия как к конкретным адвокатам, так и к адвокатскому сообществу в целом, росту их авторитета» (п. 1.2.);

«Вступая в адвокатское сообщество и принося присягу, адвокат добровольно принимает установленные правила поведения, вытекающие из характера и особенностей избранной им профессии. Поведение адвоката в сети «Интернет» как форма его публичной активности должно отвечать тем же требованиям, что и иные действия адвоката в профессиональной сфере, при условии, что очевидна принадлежность адвоката к адвокатскому сообществу или это недвусмысленно явствует из его поведения» (п. 1.3.)

«При установлении контактов и общении в сети «Интернет» адвокат должен проявлять свойственную профессии сдержанность, осторожность и корректность» (п.п. 2.2.1.);

«Высказываниям адвоката в сети «Интернет» должны быть чужды правовой нигилизм, любой вид агрессии, розни и нетерпимости» (п.п. 2.3.1.);

«Адвокат обязан вести себя уважительно и не допускать оскорбительного поведения» (п.п. 2.3.2.).

Данные правила являются универсальными и императивными, адвокат не вправе отступать от них, как по собственной инициативе, так и в ответ на подобные действия других адвокатов или иных лиц, а также по любым иным причинам.

Недопустимым и прямо противоречащим правилам профессиональной этики является сам факт неоднократных публичных высказываний, указанных выше, в которых с использованием обсценной лексики («нас..ть», «х.р») проявлены агрессия и нетерпимость, явное неуважение по отношению к участнику группы («скотина»).

Комиссия считает, что закрытый характер группы не имеет правового значения, поскольку высказывания адвоката стали известны всем участникам группы.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Ч. нарушения пп. 4 п. 1 ст. 7 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» во взаимосвязи с пунктами 1.3., 2.2.1, 2.3.1, 2.3.2 Правил поведения адвокатов в информационно-телекоммуникационной сети «Интернет», утвержденных Советом ФПА РФ 28.09.2016 г. (прот. № 7), п. 1 ст. 4, п. 2 ст. 5, абз. 2 ст. 8 КПЭА.

21. Комиссия не отрицает возможности разрешения гражданско-правового спора путём оставления судом исковых требований без рассмотрения, однако, с позиции толкования соглашения на оказание юридической помощи, оно предполагало исполнение адвокатом поручения до разрешения требований заявителя по существу и вынесения решения суда. Таким образом, разумное и добросовестное исполнение адвокатом своих обязанностей включает и необходимость письменной фиксации изменений условий соглашения и согласия заявителя на оставление судом заявленных требований без рассмотрения.

08.11.2018 г. в АПМО поступила жалоба А. в отношении адвоката Б., в которой сообщается, что 24.11.2016 г. заявитель заключила с адвокатом два соглашения об оказании юридической помощи. По первому соглашению адвокат должен был представлять её интересы в Р-ском городском суде по иску о взыскании неустойки, а по второму – представлять интересы в В-ском городском суде по иску о признании права собственности на земельный участок. По первому соглашению адвокату было выплачено вознаграждение в размере 25 000 рублей, по второму – 15 000 рублей.

21.02.2017 г. исковые требования заявителя были удовлетворены судом, однако в решении не было указания о взыскании судебных расходов в размере 15 000 рулей. Адвокат пообещал, что разберётся с этим вопросом, но до настоящего времени никаких действий не предпринял.

По второму соглашению адвокат принятых на себя обязательств не исполнил.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— соглашения № 2 об оказании юридической помощи от 24.11.2016 г. на представление интересов заявителя по гражданскому делу в В-ском городском суде МО;

— определения В-ского городского суда МО от 28.08.2017 г. об оставлении искового заявления без рассмотрения в связи с вторичной неявкой истца;

— соглашения № 1 об оказании юридической помощи от 24.11.2016 г. на представление интересов заявителя в Р-ском городском суде;

— решения и.о. мирового судьи 211 с.у. Р-ского судебного р-на МО о взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами.

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых он не согласился с доводами жалобы, пояснив, что заявитель получила решение суда в феврале 2017 г. и обратилась к нему с требованием о составлении заявления о возмещении судебных расходов спустя почти полтора года 25.08.2018 г. Адвокат отказал в составлении такого заявления, поскольку объём его обязанностей, предусмотренный соглашением об оказании юридической помощи от 24.11.2016 г. был выполнен полностью.

По соглашению на представление интересов в Р-ском городском суде, адвокатом было подготовлено исковое заявление и подано в суд. В судебном заседании представитель Росреестра пояснил, что у земельных участков, находящихся в том же месте, что и земельный участок доверителя, отсутствуют кадастровые и условные номера. Судебное заседание было отложено, судья сообщила адвокату, что при отсутствии кадастрового номера нельзя признать право собственности на земельный участок. Адвокат сообщил об этом заявителю и было принято решение не являться в судебное заседание, чтобы исковое заявление было оставлено без рассмотрения. Заявитель получила это определение 04.09.2017 г., т.е. прошло более года.

К письменным объяснениям адвоката не приложено каких-либо документов.

Факт оказания адвокатом юридической помощи заявителю на основании вышеуказанных соглашений, сторонами не оспаривается, поэтому Комиссия считает возможным перейти к непосредственной оценке действий адвоката по исполнению поручения заявителя.

В силу п. 5.2 соглашения от 21.11.2016 г. на представление интересов заявителя по гражданскому делу о взыскании неустойки, данное соглашение действует до исполнения адвокатом предмета поручения.

21.02.2017 г. и.о. мирового судьи 211 с.у. Р-ского судебного р-на МО принято решение об удовлетворении требований заявителя. Таким образом, адвокат в полном объёме исполнил принятое поручение, обязанности совершать какие-либо дополнительные действия, в т.ч. в виде оказания юридической помощи по возмещению судебных расходов, у него не возникло.

По второму соглашению от 21.11.2016 г. на представление интересов в В-ском городском суде МО, адвокат направил в суд исковое заявление, которое 28.08.2017 г. было оставлено судом без рассмотрения. Адвокат в своих объяснениях сообщает, что такая ситуация была создана намеренно, поскольку исковые требования заявителя не подлежали удовлетворению.

Комиссия не отрицает возможности разрешения гражданско-правового спора подобным образом, однако, с позиции толкования соглашения на оказание юридической помощи от 21.11.2016 г. оно предполагало исполнение адвокатом поручения до разрешения требований заявителя по существу и вынесения решения суда. Таким образом, разумное и добросовестное исполнение адвокатом своих обязанностей включает и необходимость письменной фиксации изменений условий соглашения и согласия заявителя на оставление судом заявленных требований без рассмотрения.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, Комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката Б. нарушения п.п. 1 п. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 1 ст. 8 КПЭА и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем А.

22. Игнорирование адвокатом принятой Советом АПМО меры дисциплинарного воздействия, продолжение осуществления действий против интересов доверителя, несовместимо со статусом адвоката.

04.12.2018 г. в АПМО поступила жалоба Н. в отношении адвоката С., в которой сообщается, что Решением Совета АПМО к адвокату С. применена мера дисциплинарного взыскания в виде предупреждения за нарушение п. 2 ст. 5 п. 1 ст. 9 КПЭА, выразившихся в действиях, наносящих ущерб адвокатуре и подрывающих к нему общественное доверие, а именно принятии поручения от лица, обратившегося к нему за оказанием юридической помощи в ущерб интересам своего бывшего доверителя. Однако, проигнорировав указанную меру дисциплинарного воздействия, адвокат продолжил действовать в ущерб интересам заявителя, продолжил представлять интересы Ш. в суде апелляционной инстанции. Кроме того, адвокат от лица соседей заявителя инициировал подачу в органы полиции ряда заявлений, обвиняя Н. и членов её семьи в совершении мошенничества.

К жалобе заявителем приложены копии следующих документов:

— доверенности, выданной Н. адвокату С. 17.11.2010 г. на представление её интересов в суде;

— соглашения об оказании юридической помощи от 06.10.2008 г. на представление интересов заявителя в Б-ском городском суде по гражданскому делу;

— квитанций к приходным кассовым ордерам на общую сумму 18 000 рублей;

— Решения Совета АПМО по дисциплинарному производству в отношении адвоката С.;

— протокола судебного заседания Судебной коллегии по гражданским делам М-ского областного суда по частным жалобам Ш. и апелляционной жалобы Ш. на решение суда первой инстанции по иску к заявителю (адвокат С. представлял интересы Ш. по доверенности);

— апелляционного определения Судебной коллегии по гражданским делам М-ского областного суда от 16.05.2017 по апелляционной жалобе Ш. на решение суда первой инстанции по иску к заявителю;

— определения Б-ского городского суда МО от 21.09.2018 г.;

— постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела от 19.07.2017 г., 23.09.2017 г., 07.12.2017 г., 04.04.2017 г.

В заседании Комиссии представители заявителя поддержали доводы жалобы. К. дополнительно сообщила, что адвокату предлагали взять самоотвод, но он сказал, что это «не их дело».

Адвокатом представлены письменные объяснения, в которых он сообщает, что заявитель не является его доверителем, поскольку соглашение об оказании ей юридической помощи исполнено в 2010 г., а срок действия доверенности истёк в 2013 г. и в этом же году уничтожены материалы адвокатского производства. За прошедшие 6 лет адвокат не помнит дело заявителя, и, заключая в 2016 г. соглашение с Ш. он не знал, что истцом по делу является заявитель. Никакого спора с заявителем не было пока в деле не появилась её представитель Г. – недобропорядочный и неквалифицированный юрист. Подача жалобы инициирована с целью лишить Ш. жилого помещения и выгнать его на улицу.

К письменным объяснениям адвоката приложены копии следующих документов:

— апелляционной жалобы на решение Б-ского городского суда от 30.01.2017 г.;

— заявления Ф. о совершении преступления;

— объяснений Д. от 16.08.2018 г.;

— реквизитов ООО «А»;

— статьи из сети «Интернет» «Страшнов греет руки на нелегальных почтальонах»;

— соглашения от 20.12.2016 г. об оказании юридической помощи Ш.;

— протокола схода жителей д. С-ха г.о. Б-ха МО от 20.02.2017 г.

В заседании Комиссии адвокат поддержал доводы, изложенные в письменных объяснениях, на вопросы членов Комиссии пояснил, что действительно продолжает представлять интересы Ш., поскольку соглашение с ним заключено на все судебные инстанции. Совет АПМО в своём решении по дисциплинарному производству не предписал ему расторгнуть соглашение с Ш. и Кодекс профессиональной этики адвоката не обязывает его отказаться от защиты Ш. Интересы заявителя незаконны, она уже не является его доверителем, она «выкинула» Ш. на улицу и у адвоката «навязывается образ» по поводу законности интересов заявителя: «валяется Ш., а Н. берёт биту и бьёт его».

Рассмотрев доводы жалобы и письменных объяснений, заслушав представителей заявителя и адвоката, изучив представленные документы, Комиссия приходит к следующим выводам.

27.03.2018 г. Комиссией рассматривалась жалоба заявителя в отношении адвоката С. и было дано заключение о наличии в действиях (бездействии) адвоката С. нарушений п.п. 2 п. 4 ст. 6 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п.2 ст.5, п. 1 ст. 9 КПЭА и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем Н., выразившихся в том, что в 2008 г. адвокат осуществлял представительство Н., а в 2017 г. стал представлять в суде лицо, интересы которого противоречат интересам Н.

Совет АПМО согласился с указанным заключением, решением № 07-25/09 от 18.04.2018 г. к адвокату применена мера дисциплинарной ответственности в виде предупреждения.

Фактические обстоятельства, изложенные в повторной жалобе Н. адвокатом не оспариваются, но стороны дают им различную правовую оценку.

Адвокат после применения к нему Советом АПМО меры дисциплинарного воздействия продолжил действовать против интересов своего доверителя, объясняя это незаконностью интересов заявителя, отсутствием указаний со стороны Совета АПМО о необходимости расторжения соглашения с Ш. и невозможностью отказаться от принятой на себя защиты.

В силу п.п. 2 п. 4 ст. 6 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», адвокат не вправе принимать от лица, обратившегося к нему за оказанием юридической помощи, поручение в случаях, если он оказывает юридическую помощь доверителю, интересы которого противоречат интересам данного лица. Согласно п. 1 ст. 9 Кодекса профессиональной этики адвоката (далее – КПЭА), адвокат не вправе действовать вопреки законным интересам доверителя.

Профессиональная независимость адвоката, а также убежденность доверителя в порядочности, честности и добросовестности адвоката являются необходимыми условиями доверия к нему. Адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных к подрыву доверия к нему или к адвокатуре (п. 1 и 2 ст. 5 КПЭА).

Оценивая действия адвоката, Комиссия отмечает не только недостаточность понимания им основ адвокатской деятельности, но и откровенное игнорирование применённой Советом АПМО меры дисциплинарного воздействия. Продолжая представлять интересы Ш. уже в суде апелляционной инстанции, адвокат продолжил пренебрегать вышеуказанными нормами законодательства об адвокатской деятельности.

В частности, ранее Комиссия указала в своём заключении, что адвокат не при каких обстоятельствах не может стать процессуальным противником своего доверителя, что оказав заявителю юридическую помощь, адвокат стал носителем сведений, составляющих предмет адвокатской тайны, срок хранения которой не ограничен во времени (см. ст. 8 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» и ст. 6 КПЭА). Однако, адвокат не принял это во внимание и продолжил действовать против интересов заявителя.

Кроме того, Комиссия считает, что такие действия адвоката подрывают доверие не только к нему, но и к адвокатуре в целом, поскольку создают мнение о неэффективности дисциплинарного производства для защиты прав доверителя, возможности адвоката пренебрегать применённой мерой дисциплинарного воздействия.

Довод адвоката о том, что Совет АПМО не дал ему рекомендаций по поводу расторжения соглашения с Ш. является несостоятельным. Исчерпывающий перечень решений, которые могут быть приняты советом адвокатской палаты субъекта РФ по дисциплинарному производству, определён в п. 1 ст. 25 КПЭА и не предусматривает каких-либо «рекомендаций». Одновременно, Комиссия отмечает, что адвокат не обратился в Совет АПМО в порядке п.п. 19 п. 3 ст. 30 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ».

В равной степени не выдерживает критики мнение адвоката о невозможности отказаться от принятой на себя защиты, поскольку в п. 2 ст. 13 КПЭА речь идёт о защите по уголовному делу, и даже в такой ситуации запрет на действия против интересов доверителя имеет приоритетное значение. Также Комиссия напоминает адвокату, что в гражданском судопроизводстве адвокат выступает в качестве представителя участника процесса.

При этом, Комиссия учитывает, что адвокатом совершён длящийся дисциплинарный проступок, поскольку после представления интересов Ш. в суде первой инстанции и оценки этих действий дисциплинарными органами АПМО, адвокат продолжил представлять интересы Ш. в суде апелляционной инстанции.

На основании изложенного, оценив собранные доказательства, комиссия приходит к выводу о наличии в действиях адвоката С. нарушения п.п. 2 п. 4 ст. 6 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», п. 2 ст. 5, п. 1 ст. 9 КПЭА и ненадлежащем исполнении своих обязанностей перед доверителем Н.

Ответственный секретарь

Квалификационной комиссии АПМО

Никифоров А.В.